Михаил Ходорковский - Человек с рублём

Советская власть только то и знала, что отнимать. В 17-м отняла право на частную собственность, в 30-м – раскулачила, в 56-м – заморозила займы, чуть позже – отняла коров и вырубила сады, в 1985-м, борясь с нетрудовыми доходами, разрушила даже двух-трехметровые теплицы. Не было ни одного десятилетия без грабежа, освященного и проведенного государством. В тридцатом за слепую кобылу раскулачивали и отправляли на Соловки. В «Волге» мотор мощностью в 70-80 превосходных жеребцов. Конфисковывались дома – где гарантия, что не будут отниматься дачи? Еще до войны были национализированы все жилищные кооперативы, в таком качестве они просуществовали меньше десяти лет, деньги не вернули. За замороженные займы – ни копейки процентов, это беспрецедентно. За такие настроения счет не школе, а самому грабительскому государству из всех существовавших когда-либо на Земле. Крепостных так не обирали, как тех, кто свято верил:

Читайте! Завидуйте:

Я гражданин

Советского Союза!

Завидующие не знают, как справиться с наплывом граждан из державы, преуспевшей лишь по части самославия…

Со страниц одной из массовых газет летом 1991 года прозвучало обвинение МЕНАТЕПа в безнравственности. Поводом послужила информация о том, что МЕНАТЕП скупил территории нескольких пионерских лагерей, чем лишил красногалстучных прав на отдых. Заявляем во всеуслышание: будь наша воля и представься такая возможность – мы бы не оставили на территории страны НИ ОДНОГО пионерского лагеря. Безнравственно иметь такие пионерлагеря, безнравственно предоставлять детям отдых в таких заведениях.

А. П. Чехов как-то признался: в детстве у меня не было детства. Ему просто несказанно повезло, что он не бывал в пионерском лагере, иначе – уверены! – признание было бы еще более горьким.

Летом у авторов этой книги тоже не было детства, были пионерские лагеря, самый чудовищный из которых «Артек» – монстр по производству, так называемых, активистов.

Заранжиренная жизнь военизированно-тюремного покроя, бесконечные линейки, смотры, доклады, политинформации, речевки («Всем, всем, всем, приятного аппетита!» – хором, кто громче), скандирование («Позор американским империалистам, обижающим детей Африки»), битье общественно-полезных баклуш, образцово-показательные сборы – отрепетированная показуха, когда никого не интересовало, что подросток думает, главное – что он должен говорить. Детей заставляли провозглашать здравицы в честь слезливого сановного Бровеносца. Все это, вместе взятое, – университеты сплошного лицемерия. Ночью, когда вожатые-надзирательницы поспешали на секс-отдых, в комнатах воцарялся культ кулака и действовало право сопливого сеньора.

В пионерлагерях ломалась душа, проходила обкатку будущая номенклатура из числа юных патрициев, ходивших пешком только туда, куда пешком хаживали – в туалет. Все это называлось отдыхом, дотировалось государством, ибо стоило безумно дорого. Зато все по плану коммунистического воспитания подрастающего поколения в духе беспредельной преданности бессмертным идеям и идеалам марксизма-ленинизма. Отдых – детский! – был заполитизирован до предела. Не обходилось и без трагедий. Одного нашего хорошего знакомого вызвали в пионерлагерь:

– Забирайте своего сынка, он безобразно себя ведет.

– ?!?! Этого не может быть!

– Еще как может! Весь отряд хором твердит: «Мы больше всего на свете любим дедушку Ленина!», а ваш отказывается. Он, видите ли, больше всего на свете любит своего папочку!

Можно ли после всего этого не предъявлять счет казарменно-пионерским лагерям? Да просто безнравственно их оставлять!

Мы жили в нищей стране, занимавшейся расточительством. У нас годами пустовали правительственные дачи, хотя обслуга исправно получала зарплату, завозилось продовольствие («А вдруг барин пожалует?»), которое списывалось, а уж если откровенно – разворовывалось. Изнывала от безделья охрана. Девять месяцев в году бездействовали – не приносили доход – и пионерские лагеря, расположенные в самых живописных местах. Считалось, что иначе и быть не может, любое посягательство на все, связанное с детством, шло по рангу святотатства. А что под этой маркой шел самый натуральный грабеж, не работало на прибыль то, что просто обязано работать, – это в расчет не принималось. Сейчас взялись за индустрию отдыха. Детский отдых – давно назрело – нужно передать в руки предпринимателей, иначе на лето мы опять будем лишать детей детства. Здоровее, познавательнее, интереснее – все, больше ничего не надо.

При изучении творчества Некрасова, открывался широкий простор для сопоставлений. Кому на Руси жить хорошо? Да уж никак не купчине толстопузому, не предпринимателю, а народному заступнику Грише Добросклонову. Некрасов был под сильнейшим влиянием революционных демократов Чернышевского и Добролюбова, едва ли не самых известных в то время радетелей за народ. Но ведь что такое народный заступник? Фигура былинно-сказочная и беспрограммная, не имеющая никакой программы, одни лозунги.

Странная все-таки страна Россия. Ни в одной другой, у которой история ничуть не беднее, если не богаче, не произносилось столько высоких слов, сколько в нашей, ни у одной не было столько народных заступников, сколько у нас. ТАМ не говорили, а дело делали, там и были по-настоящему народными заступниками, способствовали росту благосостояния. Ни у кого не было столько рыцарей пышной фразы, как у нас.

Некрасов, поэт по призванию, предприниматель по натуре, человек оборотистый, хваткий, умевший и любивший заработать, карточный игрок и кутила, за привязанность к Чернышевскому и его единомышленникам заплативший созданием образа Гриши Добросклонова, сам в народных заступниках не был, жил явно не по-добросклоновски. Говорится это не в укор ему. Не он первый, не он последний, чьи помыслы расходились с делами, просто констатация факта. Как поэту цену себе он знал, трезвое отношение к себе помогло ему найти себя – в оппозиции. Имя на отрицании заработать куда проще и легче, чем на созидании. Мы и сегодня грустим оттого, что в парламент много въехавших на криках «Долой!» и оказавшихся голыми королями на министерских креслах.

Много мудрее оказался персонаж из «Русского леса» Л. Леонова профессор Грацианский, который сделал себе имя на погромах своего научного противника профессора Вихрова. Бил его всю научную жизнь, но не добивал, соразмерял силу удара, иначе самому идти на освободившийся трон. А без конструктивного багажа, без созидательной идеи ждало полное фиаско. Потому и был Грацианский заботливее всех к Вихрову: весьма прибыльным оказалось критиканство, тем и благоденствовал, зарабатывая несравнимо больше оппонента. Да в оппозиции выгоднее, не за что отвечать.