Юрий Власов - Временщики

Петровские преобразования превратили Россию в вотчину для иностранцев, подготовили её национальное крушение. Иностранцы время не теряли и сделали немало для принижения русского национального самосознания. Это было, помимо прочего, и чувство самосохранения: проще жить в обезличенной, безродной среде.

Когда со второй половины XIX столетия по нарастающей начались проповеди врагов русской государственности (тайные общества, масонские братства, революционные кружки и партии всех оттенков, "передовые" журналы и "передовые" сочинители), русское самосознание не имело в себе запаса национальных идей для отпора, оно уже находилось на роковом ущербе. Идеи были наработаны, и не одним поколением, но они оказались вымыты напором враждебной мысли - вымыты и почти бесследно растворены. Нож врага проникал в тело России без сопротивления.

Какое-то время Россия ещё держалась крестьянством (до февраля 1917-го), а так всё кончилось бы гораздо раньше.

И вместо заупокойной царю Петру, а заодно и нам, Михаил Оипович Коялович приводит выдержку из лекций профессора Сергеевича:

"Насильственное введение чужих порядков... соединённое с презрением к своему народному наносит... величайших вред...

Относясь с недоверием ко всему русскому, великий преобразователь России и не подозревал... что московский процесс ХVII в. (развитие Руси в ХVIIв. Ю.В.) стоял далеко не во всём ниже современного ему немецкого. Вместо того, чтобы выяснить основные начала нашего старого порядка, развить то, что в нём было хорошего, и положить конец дурному, он начал с того, что смешал почти все (начала. - Ю.В.) выработанные практикой..."*

* Каялович М. Там же. С. 273,284-285. Текст выделен мной.-Ю.В

И Сергеевич приводит в пример судопроизводство. Пётр I (1672-1725) попробовал заменить его на немецкое, но оно оказалось хуже. Тогда царь попятился в старое, но было уже поздно, смерть караулила его...

Не лишне будут и напоминания К С. Аксакова:

"История нашей родной земли так самобытна, что разнится с самой первой минуты. Здесь-то, в самом начале, разделяются эти пути, русский и западноевропейский, до той минуты, когда странно и насильственно повстречаются они, когда Россия даёт страшный крюк, кидает родную дорогу и примыкает к западной...

Пути совершенно разные до такой степени, что никогда не могут сойтись между собою, и народы, идущие ими, никогда не согласятся в своих воззрениях. Запад, из состояния рабства переходя в состояние бунта, принимает бунт за свободу, хвалится ею и видит рабство в России... Но пути стали ещё различнее, когда важнейший вопрос для человечества присоединился к ним: вопрос веры... Поняв с принятием христианской веры, что свобода только в духе, Россия постоянно стояла за свою душу, за свою веру..."*

* Коялович М. Там же. С. 273,284-285. Текст выделен мной. - Ю. В.

Их было трое, Аксаковых, широко известных в русской культуре.

Сергей Тимофеевич Аксаков (1791-1859) и его сыновья Константин Сергеевич (1817-1860) и Иван Сергеевич (1823-1886). Все трое - одарённые литераторы, певцы красоты России и сами красивые люди. Сыновья Сергея Тимофеевича станут вождями славянофильства (славянолюбия). Подлинным литературным шедевром является книга Аксакова-отца "Детские годы Багрова-внука", совершенно не известная нашей средней школе.

В России русские книги не издают, ищут повода их позабыть.

Друзья, не расточайте попусту силы. Жизнь и в самом деле очень коротка. Не отвлекайтесь на вещи нестоящие, суетные - неуклонно идите к цели! Это и будет настоящая жизнь.

Пётр срамил старую Россию на потеху всему белу свету. Мы так до сих пор смеёмся, всё-то нам не уняться, уж больно смешно. Призадержимся на этой особенности царя отдельно. Ведь он Россию преобразовывал. Но как?!

Смертельно калеча старое своё Отечество - землю отцов и пращуров.

С большой охотой нам пособит известный юрист, русский государственный деятель и исследователь народного быта и истории искусств Дмитрий Александрович Ровинский (1824-1895), счастливо не доживший 22 года до великого позорища революций. Девизом Ровинского было "быть прежде всего людьми, а не чиновниками" (из его речи в 1860 году). Он являлся одним из самых ярких бойцов за новый суд. Изучая народный быт, Дмитрий Александрович исколесил едва ли не всю Россию до самых медвежьих уголков.

Вместе с бесценным "Словарём русских гравированных портретов" и отдельно изданным дополнением к нему (обе книги имеются в моей библиотеке) Ровинский составил единственное в своём роде собрание народных картинок, известных под названием лубков. Это пять здоровенных томов только подробных описаний их. Они, голубчики, также стоят в моей библиотеке. К сожалению, самого громадного тома с лубками нет. Он мне тогда (а тем паче сейчас) оказался не по карману. Вообще-то я среди неуважительно-халатного отношения к книгам (оно пошло от революции, от представления интеллигенции как "гнилой прослойки", перекинулось, очень даже заметно, и на книги) сберёг немало славных русских изданий: "подлечил", "одел" и бережно храню почти полвека.

В 1879 году Ровинский за свои труды оказался избран почётным членом петербуржской Академии художеств. Все свои замечательные собрания он завещал Эрмитажу, Румянцевской библиотеке, Публичной библиотеке и Академии художеств. Всё до единой книги, свитка или архивной бумаги Ровинский приобрёл на скромные личные средства. Для России.

Однако обратимся к оценке царя Петра Дмитрием Ровинским.

Что за надругательство над верой учинил Пётр, утвердив устав всешутейшего и всепьянейшего собора (в противовес церковным православным соборам) с позорными процессиями по случаю выбора папы и женитьбы патриарха (а патриарха женить было нельзя, ведь он всегда из монахов, это было заведомо гнусное зубоскальство царя-шутника. - Ю.В.).

"И что это было за ужасное шутовство всешутейшего собора, - возмущался Ровинский, - нечаянно, например, уронять человека в воду в холодное осеннее время; насильно опоять до смерти; в шутку, этак, зашибут до увечья; зубы здоровые повыдергают - шутовство дикое, злое, пошлое и, прежде всего, беспросыпно-пьяное".

Часть писем к Екатерине* царь подписывал как "Перть", нередко посвящая в свои постельные забавы с разными девицами, не считая зазорным называть заразных. Случалось, Пётр в своём кругу задирал девице (порой очень известной фамилии) подол и тут же на диване при невольных зрителях покрывал её, ровно скот, после чего карточная игра возобновлялась.

* Как известно, русской императрицей оказалась женщина, которая состояла в замужестве с шведским капралом Раббе. Фельдмаршал Шереметев (Шереметьев) приглядел её после боя. А уж у престарелого фельдмаршала её оттяпал глазастый Меньшиков (Меншиков), коего она довольно долго тешила, пока её не высмотрел Пётр, ему-то было тогда под тридцать. После первого свидания, за "телесную услугу", царь одарил её не шибко завидной монетой. Пётр вообще был прижимист, не скряга, но скуповат. И в Голландии, на обучении морскому плотничьему ремеслу, он платил шлюхам до "обидности мало". А у себя дома, в России, он утрами измерял циркулем количество сыра: не приложился ли кто либо ещё, помимо него. И это он, кто мог везти сыр возами.