Максимилиан Волошин - Пророки и мстители

Филиппа Красивого на могиле Якова Моле.

Записи ордена тамплиеров свидетельствуют о том, что уже Регент [68]был великим магистром этого тайного общества и что его преемниками были герцог де Мэн, принцы Бурбон-Конде и герцог Cosse Brissac. Последним магистром был Филипп Орлеанский, [69]который принял имя Эгалите, так как клятва тамплиеров о мести Бурбонам не позволяла ему править орденом, сохраняя свое имя. Тамплиерам нужна была казнь короля. Когда национальное собрание под страхом гражданской войны объявило короля лишенным престола и назначило ему местом Люксембургский дворец, то другое собрание, более тайное и более могущественное, решило иначе. Резиденцией поверженного короля должна была быть тюрьма, и тюрьма эта не могла быть иной, чем старый дворец тамплиеров, [70]который еще стоял крепко со своими башнями и бойницами в ожидании царственного узника.

Якобизм имел уже имя раньше того, чем главы заговора выбрали старую церковь монахов-якобитов местом для своих собраний. Их имя происходит от имени Якова — имени, рокового для всех революций. Старые опустошители Франции, создавшие Жакерию, [71]назывались Жаками.

Философ, роковые слова которого предуготовили новые жакерии, назывался Жан-Жаком, и тайные двигатели революции клялись низвергнуть трон и алтарь на гробнице Якова Моле.

В тех местах, где на стенах церквей и зданий тамплиеры вырубили свои тайные знаки и символы, страшные знаки Рыб, [72]во время революции разразились кровавые безумства с неудержимою силой.

Во время сентябрьских убийств какой-то таинственный старик громадного роста, с длинной бородой появлялся везде, где убивали священников. [73]

«Вот вам за альбигойцев! [74] — восклицал он. — Вот вам за тамплиеров! Вот за Варфоломеевскую ночь! [75]За севеннских осужденных!» [76]

Он рубил направо и налево и весь был покрыт кровью с головы до ног. Борода его слиплась от крови, и он громко клялся, что он вымоет ее кровью.

Это был тот самый человек, который предложил m-lle де Сомбрейль [77]выпить стакан крови «за народ». [78]

После казни Людовика XVI этот самый Вечный Жид крови и мести поднялся на эшафот, погрузил обе руки в королевскую кровь и окропил народ, восклицая: «Народ французский! Я крещу тебя во имя Якова и Свободы!» [79]

В настоящую минуту Россия уже перешагнула круг безумия справедливости и отмщения.

Неслыханная и невиданная моровая язва, о которой говорил Достоевский, уже началась. Появились эти новые трихины — существа, одаренные умом и волей, которые вселяются в тела людей.

«Люди, принявшие их в себя, становятся тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя такими умными и непоколебимыми в истине, как считают эти зараженные. Никогда люди не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований» и все же не могут «согласиться, что считать добром, что злом». [80]

И ангел справедливости и отмщения, кровавый ангел тамплиеров, ангел, у которого в руках меч, у которого глаза всегда завязаны, а одна чаша весов всегда опущена, восстал и говорит:

Печатается по: Волошин М. Лики творчества. Л., 1988. Большинство примечаний к этой статье принадлежат М. В. Толмачеву

Впервые опубликовано под этим заглавием в журнале «Перевал» (1906, ноябрь, № 2, с. 12–27). В указателе содержания 1-й книги «Ликов творчества» статья озаглавлена: «Пророки и мстители (1905 год)»; тот же вариант заглавия воспроизведен на титульном листе перед текстом статьи, а непосредственно перед текстом — заглавие, бывшее в первой публикации.

Подзаголовок «Предвестия Великой Революции» придумал редактор-издатель — «Перевала» С. А. Соколов. 24 ноября 1906 г. он писал Волошину: «Корректуру «Пророков и мстителей» послал <. > нельзя ли к заглавию добавить подзаголовок: «предвестия Великой Революции», — это очень важно для объявлений в газетах о содержании №» (ИРЛИ, ф. 562, оп. 3, ед. хр. 1126).

Статья наглядно характеризует сложное отношение Волошина к одной из важнейших проблем его времени — проблеме революции и революционного возмездия. Подобно многим другим писателям символистской ориентации, Волошин, подходя к ее решению, затрагивал насущно и остро поставленные социальные вопросы в характерном для него иррациональном, отвлеченно-метафизическом преломлении. Еще 1 июля 1905 г., находясь на подступах к теме, он писал А. М. Петровой о тех внутренних импульсах, которыми проникалось его восприятие современных событий: «Во мне все больше и больше растет мистическое чувство подходящего пламени. Может быть, мистические секты и предвидения, предшествовавшие Великой Революции, которые я изучаю теперь, меня настраивают на это» (ИРЛИ, ф. 562, оп. 3, ед. хр. 93). Ясное осознание неизбежности революции толкало Волошина к нагнетанию пророчеств о «надвигающемся ужасе» грядущих общественных катаклизмов, заставляя воскрешать опыт Великой французской революции с ее идеальными порывами и кровавым террором. На основании анализа «Пророков и мстителей» современный исследователь заключает, что у Волошина было «двойственное отношение к революции»: «. у него и симпатия, и страх перед ней: симпатия к историческому сдвигу, который происходит в результате революционных преобразований, антипатия к террору, который навязывается революции» (Куприянов И. Т. Судьба поэта. (Личность и поэзия Максимилиана Волошина). Киев, 1978, с. 96). Выстраиваемые Волошиным субъективные историософские проекции и аналогии (например, прослеживаемая им связь между уничтожением ордена тамплиеров в начале XIV в. и революционными событиями конца XVIII в.), конечно, впрямую не обусловлены логикой реального социально-исторического процесса, и оценивать их можно лишь как яркую фантазию и проникновенную интуицию художника, а не как систему аргументов историка.(Ред)