Сергей Кремлёв - Россия и Германия. Стравить! От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона. Новый взгляд на старую войну

Подделкой были «дневники» Хауза, своего рода подделкой был и сам Версальский договор.

Однако в 1919 году заикнуться о таком в антантовской Европе никто и помыслить не смел… Единственным судьей здесь был Клемансо, а он неумолимым перстом указывал исключительно на «бошей», на Берлин и на кайзера…

Увы, у творцов Версаля через десятилетия нашлись единомышленники в России. Например, наш исторический беллетрист Валентин Пикуль пожимал плечами: «Казалось бы, немцам, потерпевшим поражение, только и радоваться условиям мира — ведь целостность Германии не пострадала (хотя пострадала и она. — С.К. ), победители великодушно (ого! — С.К. ) сохранили единство страны и нации. Но Германия взревела словно бык, которого повели кастрировать».

«Логика» Пикуля точно соответствовала воззрениям гоголевского Ивана Ивановича, который после того, как осведомлялся у убогой старухи, не хочется ли ей хлеба и мяса, «великодушно» заключал: — «Ну, ступай же с Богом. Чего ж ты сто ишь? Ведь я тебя не бью…».

В отличие от гоголевской «небоги» над немцами не только издевались. Их еще и били. Причем били рядовых немцев. Ну, то, что Германия лишалась значительных территорий — это еще было полбеды. Хотя Эльзас и Лотарингия были, скорее, немецкими, чем французскими землями. Да, Бисмарк когда-то склонялся к мысли передать часть этой спорной территории третьей стороне — Швейцарии. Да, вдумчивый взгляд на проблему Эльзаса и Лотарингии убеждает в том, что смысл в идее «железного канцлера» имелся. Однако все здесь было не просто, неоднозначно.

С «эльзасским вопросом» не лучшим образом справлялись и Франция, и Германия. До середины XVII века, до Вестфальского мира 1648 года, эти провинции входили в состав Германии. Потом их прибрала к рукам Франция, но и через двести лет — в середине XIX века — для 85 % населения родным был немецкий язык, а сельские жители поголовно не знали французского языка даже в двадцатых годах XX века — уже после того, как Эльзас и Лотарингия опять вошли в состав Франции.

Французы из века в век показывали себя плохим «старшим братом». Насильственное офранцуживание было таким жестким, что в 1869 году, незадолго до франко-прусской войны, в Страсбурге приходилось вводить военное положение.

Но и немцы, аннексировав древний Лоррейн, повели себя не лучше и начали усиленную германизацию. Во Францию тогда переселились 400 тысяч человек. В германском рейхстаге эльзасцы получили 15 мест. На первых же выборах все пятнадцать выиграла партия, выступающая против аннексии. Правда, уже в 1890 году она успеха не имела, несмотря на то, что Франция немало средств тратила на искусственное разжигание страстей.

Академик Тарле признавал: «Собственно, не было ни одного класса населения в Эльзас-Лотарингии, который определенно стремился бы к присоединению к Франции. Рабочий класс ни малейших сепаратистских наклонностей не проявлял; крупная торговая буржуазия и финансовый мир тесными узами связались с германским внутренним рынком».

Иными словами, любовь эльзасцев к старой доброй Галлии горела ярким пламенем лишь на страницах парижских газет. Однако победители безоговорочно претендовали на «возврат захваченных тевтонами французских провинций». При этом Клемансо сослался на «ликование народа», с которым-де были встречены французские войска, и заявил, что «плебисцит совершился».

Чепчики вместо бюллетеней референдума — это было в практике народного волеизъявления чем-то новым. И уж не знаю, сколько их там взлетало в воздух, но неумолимые цифры доказывают, что французских «освободителей» эльзасцы приветствовали, в основном, на немецком языке. А французская «родина» к новым гражданам была по-прежнему немилостива. Их дискриминировали, эльзасских новобранцев направляли служить исключительно в колонии с наиболее гнилым климатом, А поток насильственных переселенцев теперь потек уже в Германию.

Соответственно эльзасские автономисты победили и на парламентских выборах 1928 года, и на муниципальных 1929. Наилучшим вариантом стало бы действительно обеспечение широкой автономии Эльзас-Лотарингии в составе Германии, но Франция не допускала подобного даже теоретически. Очень уж богатыми, очень лакомыми были эти территориальные «куски».

Иначе говоря, ни о каком подлинном праве народов на выбор судьбы в результате «версальских» радений не могло быть и речи. Так, у Германии отобрали все колонии, но не освободили их народы, а просто сменили им хозяев.

Что же касается почти всех отходивших от Германии европейских земель, то их населяли, преимущественно, немцы. Из 327 тысяч жителей Данцига их было 317 тысяч.

Мемель, «подаренный» союзниками «новодельной» Литве, тоже относился к чисто немецким городам.

Германия фактически разоружалась: флот сводился на «нет», армия уменьшалась до сотни тысяч человек (96 тысяч солдат и 4 тысячи офицеров). В Вооруженных силах запрещалось иметь бронетанковые войска, авиацию и тяжелую артиллерию. Были сданы и уничтожены 130 тысяч пулеметов, 31 тысяча минометов, 60 тысяч орудий и стволов, почти 30 тысяч лафетов, 16 тысяч самолетов и 27 тысяч авиамоторов. У Германии отбирали 80 тысяч оружейных лекал, потому что ей запрещалось производство оружия. То, что армия и флот чуть ли не уничтожались, масла у немецких детей еще не отнимало. Но и масло вывозилось к союзникам десятками тысяч тонн.

Франция и Бельгия отбирали у немцев 371 тысячу голов скота, из них — 140 тысяч дойных коров. И, лишая молока немецких детей и раненых в госпиталях, франко-бельгийцы фактически становилась на путь геноцида. До 1 мая 1921 года Германия должна была выплатить 20 миллиардов золотых марок золотом, отдать половину наличности красителей, все крупные торговые суда, половину — средних, четверть — рыболовных, пятую часть речного флота. По репарациям отбиралось 150 тысяч товарных вагонов, 10 тысяч вагонов пассажирских и 5 тысяч паровозов. Франция экономически захватывала Рур, и немцев обязывали, в счет репараций, поставить Франции 140 миллионов тонн угля, Бельгии — 80 миллионов, Италии — 77 миллионов. Немцев лишали двух третей их угольных богатств, четырех пятых химической мощи, базы производства продовольствия, да и вообще всего, что могло приглянуться Антанте…

Как немецкому народу выкручивали руки версальской «веревкой», очевидно не только по отторжению от Рейха чисто немецкого Данцига и созданию «польского коридора» раздора. В манере насильников союзники «решили» и Верхне-Силезский вопрос, который давно стал в СССР темой запретной. Уж очень неприглядно выглядели в этом «вопросе» поляки. История же стоит того, чтобы о ней рассказать.