Газета Завтра - Газета Завтра 262 (101 1998)

Потому что боюсь правды редких стихов.

11

На дорогу каменистую я упал с коня.

И дорогу и коня отругал тотчас.

А они в ответ спокойно, не коря меня:

— Всадник тоже виноват. И не меньше нас.

12

Под свистом пуль возрос имам Шамиль.

И дожил до седин святой наиб.

В огне любви возрос певец Махмуд,

Не поседел, а молодым погиб.

13

Старших боялся я в детстве долго.

Старшим стал — боюсь молодых парней.

Правду сказать — опасаюсь людей.

Неправду сказать — опасаюсь Бога.

14

Хитрости много в красивой и гордой.

Я прощаю ей эту вину.

Сколько раз обманула весною погода,

Все равно обожаю весну.

15

Отца могила. Камень — знак вопроса:

— Уйти от споров время не настало?

Могила матери. Знак восклицанья:

— Сын, в ножнах все же место для кинжала.

16

Шамиль так завещал: “Под звоны сабель

Я буду лучше видеть сны свои”.

Я завещаю так: “Мои потомки,

Мой сон тревожьте песнями любви”.

17

“Я”, “Я”, “Я”, — я твержу без конца.

“Я”, “Я”, “Я”, — ты твердишь без конца.

“Я”, “Я”, “Я”, — он твердит без конца.

Разве будут у нас друзья?

18

От общих бед, от личностной тоски

Нашел лекарство я с недавних пор:

По вечерам внимаю музыке реки,

А по утрам смотрю на цепи гор.

19

Бывает: в доме новая жена,

А ты о старой вспоминаешь с грустью.

Вот новые настали времена,

А я о старых вспоминаю с грустью.

20

— Зачем ты все реже

в родной приезжаешь аул?

— Столько близких по духу и крови

покинуло свет!

— Но там ты родился

и воздух свободы вдохнул.

— Без друзей и на родине радости нет.

21

Вот молодости и старости моих граница.

И старость перейти ее,

как нарушитель, тщится.

Любовь и сила, песня и кинжал

у юности в руках,

Но почему ж бежит она

от молящегося старика?

22

Белый платок тот в далекий вечер,

Наброшенный на белые плечи,

Кажется мне победным стягом,

Вознесшимся над Рейхстагом.

23

Поразительно, что, любя всех своих:

Женщин, детей — по собственной воле,

Мужчины любят и женщин чужих!

Так вороны любят чужое поле.

24

Белое и красное на лице твоем

Дружно уживаются — любо посмотреть.

Почему же вечно, как клинок с клинком,

Белые и красные бьются, сея смерть.

25

Если б он родился далеко-далеко.

Стал бы он для нас красивейшей птицей.

Но, развратник, рядом кричит: “Ко-ко-ко!”

И на петуха принято сердиться?

26

Я был доволен всем: очаг есть, есть жена

И дети... Нет нужды в вине и хлебе.

Но я решил, что мне поэзия нужна.

И тесно стало мне и на земле, и в небе.

27

Мальчишкой я залез на крышу.

Меня звала дорога: “Пора седлать коня!”

Сейчас — мой дом зовет, я слышу:

“Очаг твой затухает. Пора седлать коня!”

Перевод с аварского Анатолия Парпары

В этом году — 100 лет со дня его рождения и 60 лет — со дня смерти. Поэзия ЧАРЕНЦА — великого поэта Армении — принадлежит всему миру, она обращена ко всем “дальним близким людям, солнцам и мирам”. Любящий сын своей земли, древней и прекрасной Наири, он через чуткое, трепетное сердце пропустил все ее горести и беды, трагедию геноцида 1915 года, поставившую армянский народ на грань физического уничтожения. Он был страстным поэтом борьбы за освобождение родины, он был дыханием своего времени, его провидцем. Единственный путь спасения Армении Чаренц пророчески видел в братском союзе с Россией. Поэтому был вдохновенным певцом дружбы армянского и русского народов.

Чаренц шел своим собственным, неповторимым путем. Он был велик и в революционной поэзии, и в тонкой лирике, и в прозе, и в философии искусства.

Сегодня мы предлагаем читателям новые переводы Игоря ЛЯПИНА лирических стихотворений Егише ЧАРЕНЦА — классика армянской литературы, человека тяжелой судьбы, полной личного драматизма.

* * *

Чудес немало в мире происходит.

Вдруг, не касаясь окон и дверей,

К нам тишина волшебная приводит

Безмолвных и невиданных гостей.

Ни образа, ни имени, ни слова.

К добру ли это? К радости, к беде?

Когда пришли? Куда исчезнут снова?

Нет объяснений этому нигде.

Но в час, когда печально вспоминаем

Вчерашний день, вот в этот самый час

Мы с грустью безысходной понимаем,

Что кто-то навсегда ушел от нас.

* * *

Печальнее бумажного цветка,

Как старого рояля звук иссохший,

Как пыльная картина с чердака,

Как зеркальце красавицы усопшей,

Глядит моя душа на этот мир,

И мучается, и не понимает:

Как свет его высокий ни на миг

Страдания ее не унимает?

* * *

Когда я вижу тени Ваших глаз,

Прозрачность пальцев, что стеклом застыла,

И отблеск света на щеках у Вас

Доселе неизвестного светила,

Я сердцем ощущаю гамму чувств,

Не высказанных Вашей легкой шалью,

И плавных складок платья слышу грусть,

И долгий вздох, разлитый по роялю,

И скуку, что впитал остывший чай,

В блистающем стакане задремавший,

И сердце изводящую печаль

От факельных огней в квартире Вашей.

ПРОЩАЛЬНЫЕ СЛОВА

В моих глазах сто раз погашен май,

Сто звезд в больной душе моей остыло.