Газета День Литературы - Газета День Литературы # 97 (2004 9)

Владимир БОНДАРЕНКО

Капканы бывают двух видов — прямые и двухступенчатые. С прямым все понятно, а двухступенчатый похитрее — на первом этапе он лишь причиняет боль, но когда раненый зверь проявляет свою недюжинную силу, срабатывает основное устройство. Поэтому заяц может вырваться из такого капкана, а медведь — нет. В такой двуступенчатый капкан попалась лапа русского медведя.

Что говорить, конечно, больно то, что произошло в Беслане, но основной удар ловушки — еще впереди, и наш долг — предостеречь Топтыгина. Инстинкт гонит ударить всей мощью по злобной железке, но на это и рассчитывают хитроумные охотники. Пусть Россия обрушится на израненный Северный Кавказ, примет доктрину войны с "международным исламским терроризмом", пошлет войска в Ирак, сдаст нефть Лукойла и ЮКОСа, установит жесткий режим слежки и контроля, тоталитарную власть олигархов-медиакратов, ликвидирует свободы — и Россия впишется в "отважный новый мир", созидаемый Охотниками. Это понял Юрий Крупнов (www.kroupnov.ru/) в своих последних статьях.

Хоть много звеньев разделяют исполнителей и заказчиков Беслана, но слишком быстро, слишком охотно Ариэль Шарон пообещал "стоять плечом к плечу с Россией в глобальном исламском джихаде". Так же быстро, как его предшественники Барак и Нетаньяху пообещали "поддержать Америку", когда первая ступень капкана сработала 11 сентября 2001 года.

С тех пор американские солдаты проливают свою и чужую кровь в Ираке и Афганистане, а в Америке установился новый режим. Его признаки — одноголосье прессы, откат от былых свобод, закручивание гаек, появление концлагерей, жесткий полицейский контроль, вездесущее око Большого Брата. В Америке выходят сотни газет, транслируют сотни телеканалов, но их содержание едино, как будто лично товарищ Жданов визировал каждую передачу и статью. Это официальное единомыслие — самый отвратительный для мыслящего человека лик нового режима. Пользуясь современными технологиями, этот режим еще заставит нас затосковать о Ежове и Берии, не знавших компьютеров, сканирования радужных оболочек, тотального контроля. Когда ездишь по сегодняшней Америке, тебя на каждом шагу проверяют, обыскивают; каждый твой шаг отслеживается сотнями камер и регистрируется сверхмощными компьютерами.

При Хрущеве Россия догоняла Америку, при Буше Америка догоняет Израиль.

Сейчас Охотники решили повторить свой успешный прием. Но умный учится на чужих ошибках. Будем надеяться, что русские учтут ошибку американцев, и вспомнят читанные книжки и виденные фильмы. Один из них — фантастический фильм Терри Гильяма (Монти Пайтон) "Бразил", где власти поддерживают террор, чтобы оправдать систему полицейского сыска, лишение свобод, обнищание народа. Эта же мысль содержится в "1984" Оруэлла, где "враг", вызванные им разрушения и вечная война подводят базу под тоталитаризм. Старшее поколение русских людей помнит эту "борьбу с врагом" не по книжкам.

На этот раз нам нужно постараться избежать второй ступени ловушки: не соглашаться с усилением полицейских мер, не соглашаться с паспортным контролем, не соглашаться с нарядами милиции и блокпостами на улицах. Конечно, не соглашаться с ведением беспощадной войны против мирного населения Северного Кавказа. И записать в свои личные враги Охотников и их российских пособников — тех, кто на детской крови хочет припахать Россию к иудео-американской "коалиции против террора".

Исраэль ШАМИР

1.

Я горечи своей не утаю —

Убийцы веру пачкают мою.

И вот при светлом имени Аллаха

В глазах людей я вижу тени страха.

Я мусульманка, мать, жена, сестра,

И скорбь в моей больной душе остра.

И плачу, плачу я до спазмов в горле,

Когда другая мать рыдает в горе.

Как не понять рыдающую мать?

Мне, матери, как можно не понять?!

"Убит, убит..." — несётся по планете,

"Убит, убит...", а это наши дети.

Не для смертей нелепых, не для бед

Мы их вели на этот белый свет.

Все тяготы житейские осилив,

Мы их под сердцем бережно носили.

И сердце разрывается, болит,

Когда я слышу страшное "убит".

О люди, я клянусь вам на Коране,

Убийцы — нет, они не мусульмане.

Их жизнь — не жизнь, сплошной кровавый бред,

Для них ислама нет, Аллаха нет.

2.

Я мусульманка. Мой Господь — Аллах,

Он ясный свет зажег в моих глазах.

А ты, ты веры не моей — другой,

Но я поговорить хочу с тобой.

Хотя, конечно, рассуждать о вере,

Как о любви, смешно по крайней мере.

Я мусульманка. Я дитя любви,

Ее восторг я чувствую в крови.

Люблю весь мир земной и неземной,

Тебя, с твоей религией иной,

И с языком, на горский не похожим,

Люблю погожим днем и непогожим.

Сегодня я зову тебя в свой дом,

Для гостя всё всегда найдется в нем.

Вот стол, вот паста — наш адыгский хлеб,

И взгляд наш подозрительный нелеп.

Зато так просто быть самим собою

В жилище, что наполнено любовью.

В моем саду деревья и цветы

Полны нерукотворной красоты.

Но вся бы эта прелесть пала в прах,

Когда б отвел любовь свою Аллах.

С его любовью жить и думать легче

И понимать, что мир велик и вечен.

Вот ребятишки забежали в дом,

Смотри, каким глаза горят огнем,

Огнем любви горят, огнем добра...

Как беззаботна детская пора!

Я о счастливых судьбах их мечтаю

И в этом на Аллаха уповаю.

Нет, тот не мусульманин, кто несет

Вражду и недоверие в народ.

Аллах — любовь. Кто думает не так,

Тот дьявол во плоти и людям — враг.

Твержу, твержу себе, как заклинанье:

— Убийцы — нет, они не мусульмане.

Я мусульманка, люди. Мой намаз

За светлый мир, за вас, за всех за нас.

Мой голос — он от сердца, от души,

О человек, молю,— не согреши.

Пусть между нами не проляжет бездна.

Аллах — любовь. Вражда всегда от беса.

Перевод с балкарского Игоря ЛЯПИНА

В то лето после неудачи на вступительных экзаменах я путешествовал по стране. В приемной комиссии мои рисунки имели некоторый успех, но живопись показалась недостаточно живой, и мечта об учебе в мастерских лучших художников должна была остаться пока лишь только мечтой. Ресурсы родителей и бойкость моего карандаша способствовали успешному продвижению по городам и весям тогда еще бескрайней страны. Еще и потому я не задерживался долго на одном месте, что, несмотря на самоочевидные успехи моей графики, холсты, хотя и имели безусловное сходство с изображаемым, однако, оставались вялыми, робкими и, как я не старался, скучными даже автору. Мне казалось, что я должен найти свой Таити, где этюды заиграют красками и солнцем, и я искал.