Газета День Литературы - Газета День Литературы # 87 (2004 11)

...О, первых листьев красота,

Омытых в солнечных лучах,

С новорожденною их тенью!

И слышно нам по их движенью,

Что в этих тысячах и тьмах

Не встретишь мертвого листа.

Читая пронзительно-гениальную любовную лирику поэта, особенно стихи так называемого "денисьевского цикла", воспевающие "последнюю" четырнадцатилетнюю любовь поэта к Е.А.Денисьевой, невольно попадаешь в положение, когда неотразимо вступает в действие "закон заразительности" наших чувств. Любовь у Тютчева всегда наполнена драматическими, а нередко и мучительно-неразрешимыми коллизиями, но она в то же время олицетворяет высшую радость жизни.

Радость и горе в живом упоенье,

Думы и сердце в вечном волненье,

В не

бе ликуя, томясь на земли,

Страстно ликующий,

Страстно тоскующий,

Жизни блаженство в одной лишь любви...

И кто, например, может остаться безучастным, безразличным к восторгу опять же весеннего и молодого пробуждения в душе, которое запечатлел поэт в знаменитом "Я встретил вас — и всё былое..."? А ведь между "Весенней грозой" и "Я встретил вас..." — более чем сорокалетний временной "коридор", но впечатление такое, что весенние ветры всегда сопровождали творца этих двух стихотворений, и упоминание об "отжившем сердце" воспринимается всего лишь как стилистическая фигура. Подлинное же сердце поэта, видимо, до последнего мига сохраняло энергию молодости, что и влекло его музу в грозовые разряды стихийного буйства.

Ты, волна моя морская,

Своенравная волна,

Как, покоясь иль играя,

Чудной жизни ты полна!..

Нынче общепризнано, что Тютчев — один из величайших лирических поэтов мира и крупнейший представитель русской философской лирики. Но в ряду "величайших и крупнейших" Тютчев дорог и близок нам не только как творец, создавший поэтические жемчужины, но и как деятельный участник современного литературного процесса, оказывающий громадное влияние на развитие русской поэзии; дорог и близок нам Тютчев направленностью своей лирической реактивности — тем самым неоднократно отмечаемым критикой "тяготением к изображению бурь и гроз в природе и человеческой душе", которое в конечном итоге определяет психологическую прочность познания истины.

О вещая душа моя!

О сердце, полное тревоги,

О, как ты бьешься на пороге

Как бы двойного бытия!..

Скептически относящийся к пророческой миссии поэта (хотя сам-то оказался воистину Пророком милостью Божьей!), необычайно строго, даже жестко оценивавший собственное творчество, Тютчев в этом максималистском "самосуде" очень близок другим русским художникам слова: от Аввакума и Державина до Л.Толстого и А.Блока, ощущавших социально-нравственные катаклизмы эпохи с пристрастным личным трагическим накалом.

Всю свою жизнь Ф.И.Тютчев трудился на государственном поприще: долгие годы на дипломатической службе за пределами России, потом старшим цензором и председателем Комитета иностранной цензуры, был произведен в 1864 году в тайные советники. Он честно служил интересам России, как подсказывали ему убеждения, был патриотом и гражданином своей Родины, страстно желавшим блага и процветания своему народу. И ныне, читая горделивые тютчевские слова ("Умом Россию не понять, аршином общим не измерить: у ней особенная стать — в Россию можно только верить"), мы как-то яснее и осязаемее видим "тайну" непокоренности нашего народа в прошлом, проникаемся, несмотря на определенные сомнения и разочарования, верой в нашу необоримость в будущем.

Ф.И.Тютчев — крупнейший поэт-философ, но в его высокоинтеллектуальной лирике приоритет "сердца горестных замет" перед холодными наблюдениями ума очевиден. Вероятно, именно этот приоритет и имел в виду поэт, когда говорил о себе: "Не было, может быть, человеческой организации, лучше устроенной, чем моя, для полнейшего восприятия известного рода ощущений".

Есть в осени первоначальной

Короткая, но дивная нора —

Весь день стоит как бы хрустальный,

И лучезарны вечера...

Пустеет воздух, птиц не слышно боле,

И далеко еще до первых зимних бурь —

И льется чистая и теплая лазурь

На отдыхающее поле...

Согласимся и признаем: перед нами та одухотворенная природа, которая потрясает нас прежде всего подлинностью состояния, той подлинностью, с которой имеют дело все, кто не просто созерцает природу, но живет в ней, чувствует, что "в ней есть душа, в ней есть свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык".

Мы дивимся и восхищаемся тому, как мог аристократ, преимущественно проживавший в городе и довольно долго в заграничье, почувствовать душу земли подобно истинному земледельцу-труженику, ибо предзимнее "отдыхающее поле" можно только почувствовать, а не увидеть.

В народном сознании живет благоговейное и таинственно-трепетное отношение к силам природы. И чем сильнее загадочность этих сил, тем большее к ним притяжение человека, большая родственная связь и желание продлить такую "загадочность", ибо всякая чрезмерная ясность притупляет жажду жизни. Для Тютчева роковая активность сил природы как бы аккумулирует очарованную наряженность бытия, и загадка её для поэта — тоже необходимо-желаемая, хотя "может статься, никакой от века загадки нет и не было у ней".

И конечно же, ощущение вековых трагичных противоречий между человеком и природой (уравновешенность и гармония в природе не нарушаются даже стихийными силами, чего нельзя сказать о людях, испытавших душевные бури и грозы) тоже имеет много общего с народными представлениями об этих противоречиях, запечатленных в тех же произведениях русского фольклора — не говорю уже о подлинно народных образах в лексике поэта: "чародейкою Зимою околдован лес стоит", "взбесилась ведьма злая" (снова о зиме), "что ты клонишь над водами, ива, макушку свою", "ночь хмурая, как зверь стоокий"… А вот и прямое признание словотворческого дара народа:

Как верно здравый смысл народа

Значенье слов определил:

Недаром, видно, от "ухода"

Он вывел слово "уходил".

Среди своих современников Тютчев, пожалуй, наиболее глобально и наиболее взрывчато предчувствовал необоримость надвигающихся новых сотрясений в мире. Будучи по натуре всегдашним приверженцем духовных "бурь и тревог" ("Ты — жизнь, назначенная к бою, ты — сердце, жаждущее бурь..."), поэт, постоянно стремившийся к свету непрестанного обновления бытия, невольно затрагивал в своих стихах и общественно-политические "бури", и как верный сын России страстно откликался на те или иные события повседневности, проявляя, однако, поразительную провидческую прозорливость. Потому-то и звучат с неотразимой актуальностью его стихи, написанные, казалось бы, на злобу тогдашнего, почти полуторастолетней давности, дня (в поддержку восстания христианского населения острова Крит против турецкого владычества):