Михаил Салтыков-Щедрин - Письма о провинции

В изд. 1869 «письмо» было перепечатано с незначительными изменениями. При подготовке к изд. 1882 Салтыков несколько сократил текст. Приводим два варианта ОЗ , совпадающие с вариантами изд. 1869 .

К стр. 204–205, в конце абзаца «Если нам кажется мелкою распря…», после слов «На чтов же тут претендовать?»:

О чем стужаться и плакать? А так как, сверх того, человеческое сознание в историографском деле принимает участие самое ограниченное, так как историографы действуют не преднамеренно, а с маху, то мы, естественно, приходим к заключению, что хотя деятельность их отчасти смешна, отчасти вредна, отчасти нелепа, но она уже по тому одному не может быть названа позорною, что к ней ни под каким видом не прилагается принцип вменяемости.

К стр. 205, в середине абзаца «Это было зрелище…», после слов «…на ум не всходило заподозрить их в умысле»:

Вся их претензия заключалась в том, чтобы в данный период времени заглотать как можно больше кусков, а потому весьма естественно, что и самые помыслы их направлялись именно в эту сторону, предательство же и сплетни являлись тут лишь в виде необходимого придатка. У кого предлагалось больше кусков, в пользу того и сплетничалось как-то ходчее, нежели в пользу того, кто предлагал кусков мало или ничего. Одним словом, ехидство в устах этих людей утрачивало свою ядовитость и получало характер чисто гастрономический.

Остатки этих «складных душ» и доныне влачат свое существование в губернских клубах под именем фофанов, но, увы! это уже существование грустное, потому что предводительские обеды с каждым годом становятся скуднее и скуднее.

В настоящем «письме» получили развитие темы и образы «Письма первого»: «раздор» ретроградных «историографов» с либеральными «пионерами», усилившийся в 1866–1867 гг., когда в губерниях Центральной России стали вводиться в действие новые судебные учреждения. Для изображения этого «раздора» Салтыков применяет, на конкретном рязанском материале, один из своеобразнейших приемов своей сатиры, о котором Горький писал: «Только Щедрин-Салтыков превосходно улавливал политику в быте». [56] А. М. Горький. Собр. соч. в 30 тт., т. 25, М. 1953, стр. 316. Программами — «знаменами» — враждующих «партий» становятся разные способы поедания блинов и предпочтение разных видов карточной игры, что позволяет заострить смехотворную мелочность их разногласий, Салтыков предвидел, что «Письмо второе» еще сильнее обострит его конфликт с «обществом» в Рязани. 25 марта он сообщал Некрасову, как «все <���…> дуются безмерно» после первого «письма», и замечал: «Разумеется, нельзя думать, чтобы второе письмо смягчило впечатление».

Главное внимание писателя в «Письме втором» сосредоточено на новом собирательном образе — «складных душах», на расплодившемся в годы пореформенной реакции типе политического перебежчика. Это сатирическое наименование восходит к практике дворянских выборов при крепостном праве, когда захудалые мелкопоместные помещики «складывали» немногие принадлежавшие им крепостные «души», чтобы получить по цензу право участвовать в выборах, и обыкновенно отдавали свои голоса наиболее хлебосольному из кандидатов в предводители. (На связь понятия «складные души» с этой практикой указывает характеристика «складных душ» «былых времен» в тексте ОЗ и изд. 1869 — см. выше вариант к стр. 205). Но Салтыков переосмыслил этот термин применительно к пореформенной общественной жизни: в «Письмах о провинции» «складная душа» является материализованным образом «души» перебежчика, которая, по нужде, может складываться и быть «удобопереносимой».

В орбите сатиры Салтыкова оказываются вообще политиканы, предпочитающие «ломаную линию» «прямой» и называющие это «постепенностью в преуспеянии». И хотя писатель оговаривается, что в поле его зрения провинциальные «складные души», стрелы его сатиры фактически уже здесь поражают и самые крупные фигуры подобного типа, о которых писал впоследствии, в 1912 г., в статье «Карьера», В. И. Ленин. На примере М. Н. Каткова, А. С. Суворина Ленин показал, что ренегатство было «типично для массы «образованных» и «интеллигентных» представителей так называемого общества» при обострениях классовой борьбы. [57] В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 22, стр. 43.

Впервые — ОЗ , 1868, № 5, отд. II, стр. 156–166 (вып. в свет 15 мая).

«Письмо третье» создавалось в апреле — первых числах мая 1868 г. В конце апреля 1868 г. Салтыков писал Некрасову: «Во всей Рязани едва ли два-три человека найдется, которые смотрят на меня не враждебно <���…> Живем совершенно одни». Но эта враждебность местного дворянско-чиновничьего общества воспринималась писателем как свидетельство актуальности «писем». 5 мая 1868 г. он сообщал тому же Некрасову: «Посылаю вам <���…> третье «Письмо из провинции». Хорошо, если вы найдете возможным поместить его, потому что письма мои производят (по крайней мере, в Рязани) решительное впечатление. Может быть, конечно, я и ошибаюсь, потому что, сидя в маленьком кружке, трудно судить о безотносительном достоинстве своих трудов, но, во всяком случае, думаю, что для провинции эти письма небезынтересны, потому что попали прямо в больное место (в особенности третье)». По предположению С. А. Макашина, Салтыков, возможно, читал свои «письма», перед посылкой их в печать, какому-то «кружку» рязанцев.

В изд. 1869 «письмо» было перепечатано с незначительными изменениями. При подготовке «письма» к изд. 1882 Салтыков несколько сократил текст. Приводим два варианта ОЗ.

К стр. 217–218. В конце абзаца «Надо сознаться…», вместо слов «…в неуважении к власти!» и «…между неуважением к власти…» в ОЗ было «…в безверии!» и «…между безверием…».

Явление провинциальной жизни, характеризуемое в настоящем «письме», — «торжество ненавистничества» и «ненавистников», то есть натиск политической и общественной реакции после выстрела Д. В. Каракозова в Александра II 4 апреля 1866 г. В «письме» разоблачается выдвинутая «ненавистниками» система обвинений против сторонников общественного прогресса. Любые проявления прогресса определяются в ней «страшными словами»: «нигилизм», «демократизм», «коммунизм», «безверие». Такие обвинения звали власть к насилию (к опоре на «дантистов») и оправдывали его.

Характеристика «ненавистников» охватывает легионы «ничтожнейших шалопаев» — пореформенных администраторов, которые рекрутировались главным образом из разоряющихся слоев крепостнического дворянства. Их помыслы направлены на возвращение «дарового куска» — доходов от подневольного крестьянского труда. Находясь на службе «реформирующей власти», «ненавистники» вынуждены соблюдать декорум «преданности делу» реформ, но, по существу, все их усилия имеют целью «подорвать те плодотворные последствия, которые заключают в себе намерения 19 февраля».