Михаил Салтыков-Щедрин - Письма о провинции

К стр. 253. После абзаца «С этой точки зрения…» в ОЗ :

Очевидно, что сетования эти совершенно того же характера и так же лишены всякой логической последовательности, как и те, которым мы так охотно предавались в незабвенное время рассуждений об улучшении крестьянского быта. В то время мы так отважились, что чуть было даже не нагрубили. [59] Речь идет о значительной крепостнической оппозиции правительству в период подготовки крестьянской реформы. О последующих требованиях компенсировать дворянство расширением дворянских привилегий, олигархической конституцией см. стр. 544 наст. тома и стр. 551 в т. 5 наст. изд. Но не надо забывать, что тогда нас задевали за живое наши ближайшие ущербы и застилали наши глаза настолько, что неизбежность катастрофы считалась недостаточно объясненною. Спрашивается: чего же добиваемся мы теперь? от каких еще новых катастроф и опасностей мы заранее отбиваемся?

«Письмо шестое» — одно из наиболее глубоких размышлений Салтыкова о нищете народных, собственно крестьянских, масс — материальной и духовной, и об отношениях, в которых должны находиться к народу, «толпе», передовые представители образованных слоев общества.

«Письмо» начинается полемикой с публицистами реакционно-консервативного лагеря по поводу освещения ими кризисных явлений в сельском хозяйстве России, усиленных недородом 1867–1868 гг.

Корень всех бед пореформенной русской деревни, ее «разорения» эти публицисты усматривали в «уничтожении крепостной зависимости». Но так как прямо порицать акт верховной власти было «не всегда удобно», вместо этого «секретного», но всегда подразумеваемого «порока» был найден другой порок, производный от первого, — «всероссийское пьянство» и распущенность. [60] См., например, передовые в №№ 28, 30, 33 и др. «Вести» за 1868 г.; статью В Д. «Голос из деревни». — «Русский», 1868, № 16, 11 марта; брошюру В. П. Мещерского «Письма из средних великороссийских губернии…», СПб. 1868.

Такие выступления сатирически обобщены Салтыковым в сценке пьяных сетований (но не от «мужицкой» сивухи, а от «благородной» мадеры) губернских «историографов». В первопечатном тексте ОЗ и изд. 1869 эта злободневная тогда полемика была более развернута (см. выше варианты к стр. 244 и 253).

Салтыков отвергает как клевету или как полное недомыслие исходные утверждения дворянско-помещичьих публицистов-«историографов» о будто бы гибельном влиянии свободы на «неподготовленного» к ней русского мужика. Вместе с тем он видит все отрицательные стороны жизни крестьянства: его темноту и пассивность, его бедность «всеми видами бедности» и прежде всего бедность «сознанием этой бедности». Но в отличие от идеологов господствующих классов, усматривавших в отсталости народных масс черты природной неполноценности, в отличие от славянофилов, националистически идеализировавших эти черты, Салтыков осмысливает их исторически: Он полагает, что в историческом прошлом России нельзя указать «на существование каких-либо образовательных элементов, участие которых было бы способно подвинуть толпу на пути самосознания». Этих элементов «история нам не приготовила, а если они когда-нибудь и существовали (как силятся доказать некоторые), то, очевидно, корни их были слишком слабы, чтобы при помощи их можно было устоять даже против простой случайности».

Исследователи Салтыкова по-разному комментируют это место «Письма шестого». Одни (Е. И. Покусаев и С. Д. Гурвич-Лищинер) полагают, что «некоторые», с кем полемизирует здесь Салтыков, — последователи теории русского социализма Герцена, с их отвлеченным взглядом на общину и крестьянское самоуправление как на исторические элементы, будто бы воспитавшие в русском мужике, вопреки гнету самодержавия, стихийные социалистические устремления. Другие (С. А. Макашин) полагают, что, указывая на отсутствие или слабость «образовательных элементов», способных «подвинуть толпу на пути самосознания», или, говоря другими словами, способных образовать в массах ясность и силу сознания своих собственных интересов, Салтыков имел в виду относительную — в его представлении — слабость антифеодальной борьбы в России. Известно, что Салтыков недооценивал значение даже крестьянских войн начала XVII и конца XVIII в., и именно потому, что в итоге не происходило изменение «порядка вещей», что жизнь масс не поднималась к новым «историческим построениям» и по-прежнему представляет «безграничную гладкую степь». [61] Е. И. Покусаев. После крушения революционной ситуации. — Сб. «Н. Г. Чернышевский Статьи…», т. 3, Саратов, 1962, стр. 159; С. Д. Гурвич-Лищинер. Об идейной эволюции А. И. Герцена в 60-е годы. — Сб. «Революционная ситуация в России в 1859–1861 гг.», М 1965, стр. 180; С. А. Макашин. М. Е. Салтыков-Щедрин в 1860-е годы. Биография (рукопись). Обе точки зрения сходятся на том, что в «Письме шестом» особая историческая важность придается Салтыковым политической борьбе масс. [62] Опасность «отклонения политических интересов» «во имя других, более плодотворных», была отмечена Салтыковым еще в статье 1863 г. «Драматурги-паразиты во Франции» (см. в т. 5 наст. изд. стр. 254, 606–607). Сопоставляя (в подтексте) историю политического развития России и Западной Европы, он указывает на значимость «результатов исторической борьбы» на Западе.

Историческая концепция «Письма шестого» получила художественное воплощение в гротескном образном мире «Истории одного города», над которой в это время уже работал Салтыков (т. 8 наст. изд.). Именно в настоящем «письме» впервые изложено то глубокое, окрашенное трагизмом, понимание Салтыковым народа («народ исторический и народ, представляющий собою идею демократизма»), которое затем будет сформулировано им при объяснении идейной направленности «Истории одного города». [63] См. письма Салтыкова к А. Н. Пыпину от 2 апреля 1871 г. и в редакцию «Вестн. Европы». Во многом близкие к «Письму шестому» мысли об «источниках сочувствия к народной жизни» были высказаны Салтыковым уже в 1863 г., в рецензии на «Повести Кохановской», в апрельской и майской хрониках «Наша общественная жизнь», но тогда его оценка народных масс, опутанных «наружными и внутренними путами», не носила еще трагической окраски (ср. т. 5 наст. изд., стр. 374–377, и т. 6, стр. 74 и 91).

По убеждению писателя, политическое возмужание народа возможно лишь при условии «серьезного», деятельного сближения демократической интеллигенции с крестьянской массой, основанного на уважительном, упорном «изучении народных нужд и представлений», состоящего в разъяснении крестьянину «его положения» и указании «практического выхода».

(О конкретном содержании сложного процесса революционно-просветительской работы в народе Салтыков подробнее говорил в очерке «Кто не едал…».)