Вениамин Росин - И здесь граница

В железнодорожный отстойник он поспел вовремя. Позвякивая буферными тарелками, поезд только втягивался на запасный путь.

Досмотр вагонов Кублашвили поручил младшим контролерам, сам же, взяв на помощь Петрова, по крутой металлической лестнице поднялся в паровозную будку.

На своем обычном месте, за правым крылом, застыл машинист. Мускулистая рука с массивным золотым перстнем на безымянном пальце небрежно лежала на рычаге реверса, Гладко выбритое лицо было бесстрастно. Ни тревоги на нем, ни беспокойства. В зубах толстенная сигара. Желтые, цвета янтаря, глаза Боксера холодно скользнули по худощавой фигуре Кублашвили; вроде тот был неодушевленным предметом.

На угольном лотке полулежа развалился кочегар, хмурый рыжеватый детина. Глубокие складки от носа к подбородку придавали его лицу еще большую угрюмость. Двигая кадыком и громко чавкая, он уничтожал бутерброды с ветчиной. Рядом на полу стояли две пустые бутылки из-под пива.

На приветствие машинист не ответил, лишь буркнул с насмешкой:

— Шур-шур пришель делайть?

Пограничники быстро и привычно сноровисто проверили все укромные уголки. Ничего предосудительного, полный порядок. Локомотив был «чистый».

Ну и отлично. Приятно убедиться в честности людей, в том что они, как сказал когда-то Середа, приехали «без пакости». Может, Боксер в конце концов понял, что играет с огнем, и покончил с преступным своим занятием.

Правда, несколько коробит, что и машинист и кочегар столь неприветливы, но это, наконец, их личное дело. Никакими инструкциями не предусмотрено, чтобы поездная бригада любезничала с пограничниками. Другой зубы скалит, заискивает, будто бы душа нараспашку, а колупнешь, — прожженным негодяем оказывается.

Голова снова стала побаливать, Кублашвили взглянул на часы, решил уходить. В последний раз окинул взглядом паровозную будку, вдохнул ее теплый, чуть маслянистый воздух. Манометры. Привод к свистку. Блестящие водопроводные краники. Вентили. Едва припудренный угольной пылью кран песочницы. Десятки знакомых деталей и приборов. И уже сделав два шага по железному полу к выходу, он остановился. Чем объяснить, что Боксер всей грудью с облегчением вздохнул? Словно бы с плеч у него свалилась непомерная тяжесть и он про себя произнес: «Фу-у… Слава богу, пронесло!»

Чему же он столь откровенно обрадовался? Досмотр не есть что-то необычное, из ряда вон выходящее. На границах всех стран проверяются железнодорожные маршруты, и Боксеру это отлично известно.

Ну хорошо, вздохнул. Но вздох — печальный он, счастливый ли или радостный — еще ничего не означает. Вспомнилось прочитанное где-то: «Богиню правосудия Фемиду всегда изображают с весами в руках. Одна чаша весов опущена, на ней презумпция невиновности [6] Презумпция невиновности — положение юриспруденции, по которому человек считается невиновным, пока не будет доказана его вина. . Чтобы уравновесить эту чашу и обвинить человека, нужны тяжелые гири доказательств».

Ну а где они, доказательства? Их-то, между прочим, нет. Предположения же, при всем желании, к делу не подошьешь и следователю не предъявишь.

В уголовном розыске поиском доказательств на месте происшествия занимается оперуполномоченный, эксперт-криминалист, следователь, ты же один в трех лицах. И посоветоваться, кроме Петрова, не с кем да и некогда. Время подгоняет, считанные и скоротечные досмотровые минуты на исходе.

Взгляд Кублашвили упал на прислоненную к дверке топки кочергу. Внимание привлекло пятно, красное, точно сгусток засохшей крови.

Подошел ближе, и присев на корточки, присмотрелся. Хм! Любопытно: откуда взялась ржавчина и почему именно на тонком конце? Ведь им шуруют уголь в топке, где клокочет, бушует пламя. Выходит, кочерга побывала в воде. Но Петров ничего в баке не обнаружил.

Заколдованный круг, да и только!

Выпрямившись, взял кочергу в руки. Краем глаза заметил, что на скулах Боксера предательски вспухли и мгновенно исчезли желваки.

На мгновение Кублашвили обрадовался: Боксер нервничает. Но тут же усомнился в своем выводе. Как часто выдаем мы желаемое за действительное. Может, желваки заиграли не потому, что он чего-то опасается, а просто раздражает дотошный, порядком затянувшийся досмотр. Да и кому может доставить удовольствие, когда чужой человек приходит и заглядывает во все щели, вплоть до ящика с ветошью?

Кублашвили искоса глянул на кочегара. Подавляя отрыжку, тот лениво ковырял спичкой в зубах. Эх, знать бы: какие мысли бродят у него в голове, о чем думает? Но в душу не заглянешь.

Появилось и тотчас, словно угорь, ускользнуло смутное, расплывчатое предположение.

Когда-то, встретив толстяка-повара с корзиной угля на плече, он сделал логический вывод, послуживший той ниточкой, что привела к тайнику с контрабандой. Где же тут отправная точка, где спасительная ниточка, ведущая к раскрытию тайны?

«Осмотрю бак, — решил Кублашвили. — Возможно, Коля обидится, получается, что не доверяю ему. Ну и пусть! Служба есть служба. Хотя мы с ним и друзья, но будет очень плохо для дела, если личные отношения станут отражаться на служебных».

— Что на это скажешь?

Петров задумчиво поскреб ногтем ржавчину на кочерге, шмыгнул носом.

— В воде побывала.

— Верно… Но ты же проверял бак?

Петров растерянно заморгал глазами, выдавил сдавленным голосом:

— Так точно, проверял… Ничего нет… Нащупал, правда, какой-то выступ и решил…

— Решил! — резко оборвал Кублашвили. — А почему промолчал? Порядка, что ли, не знаешь? — и упрекнув себя за излишнюю горячность, спокойно спросил: — Значит, ничего, говоришь, нет?

— Вроде бы ничего, — опустив ресницы, не совсем твердо ответил Петров и шагнул вперед. — Разрешите, я еще раз.

Кублашвили не на шутку рассердился. Ну и Петров! Кажется, не первый месяц служит, должен знать закон границы: если доложил «Нарушений не обнаружено», то их, нарушений, и нет. Ему доверяют, а он отнесся к делу спустя рукава. Непростительная халатность.

— Нет, товарищ Петров, теперь я уж сам посмотрю, что там за выступ, — сухо ответил старшина.

Петров с углубленным вниманием изучал свою запачканную машинным маслом ладонь. Стоял виновато-понуро, втянув голову в плечи.

Кублашвили стало жаль парня. Он чуть было не сказал: «Ну ладно, Коля, с кем не бывает?», но сдержался. Ничего, пусть прочувствует свою вину, это послужит ему уроком. Поймет разницу между уверенностью и самоуверенностью. Для пограничников ошибки непростительны, дорого могут стоить они. На то она и пограничная служба.

Кублашвили приподнял крышку бака. Кочегар, словно ужаленный, вскочил и что-то выкрикнул.

— Сиди! — шумнул на него Петров. — Без тебя разберутся. Тебе что, сто раз повторять, по-русски не понимаешь?