Василий Ставицкий - Тайные страницы истории

А в Берлине однажды знакомая девушка небрежно заметила, что ночью слышала мое странное бормотание во сне. Я тут же вспомнил купринского штабс-капитана Рыбникова и заставил товарищей, несмотря на их сопротивление, послушать мой бред после того, как я надышусь наркозного эфира. Надышался и сдал экзамен: я бредил по-английски! Но чего стоила эта безжалостная ломка самого себя? Месяцы мучительного принуждения думать на чужом языке! Ведь у вербовщика много масок и часто он меняет их по несколько раз в день.

Разведчик должен изменить в себе все: привычки, вкусы, образ мыслей, выкорчевать все, кроме одного— преданности Родине! Психологически это тяжело и трудно, нужно очень любить Родину, чтобы не особачиться от такой жизни! Можно освоить сложную разведывательную технику, можно привыкнуть к постоянной опасности, но сжиться с насилием над собой невозможно. Только во внутреннем горении — спасение и залог победы разведчика над его противником. Только огонь преданности и любви сжигает все соблазны, страх и усталость!

Корреспондент. Дмитрий Александрович, теперь я вижу, что судьба здесь, действительно, ни при чем. Просто разведчик-человек особой человеческой породы, так сказать высшего качества. И то, что сейчас вы говорили о любви к Родине, как единственном и необходимом условии выживания, в других устах звучало бы, как дешевая патетика. Но вам я верю, хотя сам, чувствую, в разведчики не гожусь. Мне непонятно другое. Как человек, родившийся и выросший в Рязани или Новороссийске, может убедительно выступать в роли, скажем, французского буржуа?

Быстролётов. Не скромничайте, молодой человек. Вы затронули очень важный момент, и это оставляет надежду, что путь в разведку Вам не заказан. Действительно, одной внутренней перестройки мало. За ней следует внешняя.

Она физически опаснее, но психологически легче. Я расскажу несколько эпизодов, в которых мне пришлось выступать то в роли наглого гангстера из Сингапура, то веселого добряка венгерского графа, то надменного английского лорда. Для каждой из них, прежде всего, нужен был паспорт. Все бумаги графа мне купили, и единственное, что от меня требовалось, — это внимательно проштудировать книг пятьдесят по истории, литературе и искусству Венгрии, сфотографироваться на венгерских курортах, тщательно изучить местный быт, а также понаблюдать за характерными особенностями поведения местных аристократов на скачках, в театрах и в церкви.

Во время торжественной религиозной процессии я неожиданно шагнул из толпы с таким идиотским видом религиозного фанатика, что кардинал не мог не обратить на меня внимания. Он улыбнулся, подошел и благословил меня. Эту сценку удачно засняли мои товарищи. А кардинал числился по бумагам моим родным дядей, и с тех пор я эту фотографию всегда возил в чемодане, когда шел на операцию по графскому паспорту.

Английский паспорт мне лично выдал министр иностранных дел сэр Джон Саймон: он видел меня всего один раз, да и то мельком, но и этого оказалось достаточно, чтобы такой многоопытный джентльмен, как сэр Джон, безошибочно признал во мне человека своего круга. Именно таким образом разведчик сдает экзамен на зрелость.

Да что там сэр Джон! Я сдал поистине невероятный экзамен! Только послушайте! В середине тридцатых годов в Берлине гитлеровцы напали на мой след. Подчиненные мне товарищи были из осторожности убраны за границу, а я отправился на ужин к супруге высокопоставленного чиновника, с которым был связан (его тогда в городе не было). Я шел, зная, что на ужин был приглашен и штурмбанфюрер гестапо. Поэтому передвигал ноги не особенно резво, думая, что это последний званый ужин в моей жизни. За столом гитлеровец огорошил меня словами: «Граф, нам известно, что в окружении хозяина этого дома работает чей-то разведчик. Поэтому обращаюсь к Вам с просьбой — помогите нам найти и уничтожить его!»

Черт побери, в Берлине три с половиной миллиона жителей и, чтобы найти меня, враги обратились за помощью именно ко мне! Воистину жизнь бывает красочнее самых невероятных романов!

Корреспондент. Потрясающе! И чем все это кончилось?

Быстролётов. Я попытался сохранить спокойствие и обещал обдумать это предложение, затем встал и по телефону заказал на следующий день отдельный столик в лучшем ресторане Берлина. А рано утром с первым же самолетом улетел в Париж с паспортом английского лорда, подкрасив лицо желтой краской, трясущийся, закутанный в плед и согнувшийся дугой, под бдительным надзором встревоженной стюардессы. Согласитесь, что не всякий профессиональный артист смог бы сыграть так убедительно.

Корреспондент. Полностью согласен. Но Вы упоминали и о роли гангстера из Сингапура. Не могли бы рассказать об этом подробнее?

Быстролётов. Подробнее? Боюсь, что это невозможно: рамки журнальной публикации вряд ли позволят остановиться на всех деталях. Однако попытаюсь изложить эту историю в общих чертах.

Перед войной в Европе существовал порт на правах вольного города, в котором консульский корпус играл роль дипломатического и во главе его стоял дуайен. В то время им был величественный джентльмен, во внешности которого каждая мелочь — от монокля до белых гетр — подчеркивала принадлежность к неприступному и строгому миру безупречного консерватизма. К нему меня направили потому, что нашей разведке стало известно: его превосходительство является крупным агентом международной банды торговцев наркотиками и что он связан с Женевским Комитетом по борьбе с торговлей наркотиками при Лиге Наций, и поскольку добрая половина членов этого Комитета принадлежала к этой же банде.

Дуайен встретил меня крайне сдержанно и заговорил по-английски:

— Что угодно?

— Ваше превосходительство, — тоже по-английски начал я, — окажите помощь соотечественнику: у меня украли портфель, а в нем — паспорт.

— Ваше имя?

Я назвал международное имя без национальности — скажем, Александр Люкс.

— Гм… Где родились?

Я назвал тот город в стране, где сгорела мэрия со всем архивом.

Дуайен нахмурился. Я вынул пузатый конверт с долларами.

— Для бедных этого прекрасного города, Ваше превосходительство! Но дуайен брезгливо покосился на деньги и недовольно буркнул:

— Я не занимаюсь благотворительностью, это не мое дело. Кто-нибудь знает вас в нашем ближайшем посольстве? Нет? В каком-нибудь другом нашем посольстве? Тоже нет? Я так и думал! Слушайте, молодой человек, все это мне очень не нравится. Езжайте, куда хотите, и хлопочите о паспорте в другом месте. Прощайте!

Не поднимаясь, он небрежно кивнул головой, взял со стола какую-то бумагу и углубился в ее изучение.

«Неужели сорвалось? Надо идти на риск!» — подумал я. — «Ну, вперед!» Я шумно отодвинул письменный прибор, оперся локтями на стол и нагло уставился на оторопевшего джентльмена. Грубым басом на лучшем американском сленге я прохрипел: