Савелий Дудаков - Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России

Алексей Константинович несколько преувеличил вражду хахама к Талмуду (о Каббале вообще нечего говорить). Дело в том, что раввин Бейм ратовал за сближение с раввинистами, вызвав недовольство своих соплеменников. Бейм знал множество восточных и европейских языков, отличался редкой добротой и терпимостью. Умер он в Петербурге, куда приехал по заданию Императорского географического общества, выполнив 12 деревянных муляжей, изображавших старинные караимские типы в оригинальных костюмах. Личность, безусловно, замечательная и не случайно оставившая след в творчестве поэта83.

На балансе антисемитов в результате останется несколько строф А.К. Толстого об откупах, о процветающем питейном деле, от которого жиды богатеют и жиреют, а русский народ беднеет и худеет, и, кажется, все.

Спустя несколько десятилетий другой поэт, кстати, обязанный многим Козьме Пруткову, дал следующий ответ:

Эти строки принадлежат поэту Дмитрию Дмитриевичу Минаеву (1835-1889), всегда относившемуся с уважением к еврейскому народу. Известный пародист и переводчик, он неоднократно писал на еврейскую тему. Так, он талантливо пародировал "Еврейскую мелодию" Льва Мея ("Еврейско-русская мелодия"), перевел "Моисея" и "Дочь Иеффая" Альфреда де Виньи, "Вечного жида" Николауса Ленау (Стреленау), "Еврейскую песню" Барри Корнуолла, поэму А.

Шамиссо "Искатель истины", где один из героев – философ Моисей Мендельсон.

Особенно много он переводил австрийского поэта Людвига Франкля: "Цветы Иудеи", "Последний первосвященник", "Субботняя песнь" и др. Перевел стихотворение Л.О. Гордона "Братьям" (1873). Созданная им по мотивам талмуда легенда "Нахум Иш Гамза" впервые была опубликована в 1880 г. в журнале "Молва"; затем перепечатана в "Русском еврее" (№ 12, 1880) и в "Недельной Хронике восхода" (№ 28 1888).

Да, действительно, "жид" во многом виноват, но "виноват" и в хорошем.

Вышеупомянутый Д.Л. Мордовцев, автор исторических романов и статей в защиту еврейства, на вопрос о перспективах сионизма на заре этого движения ответил весьма пророческими словами. Ставя еврейскую интеллектуальность несравнимо выше античных эллинских образцов, он писал: «…евреи дали нам нечто большее, именно: величайшую из книг – Божественную книгу. Евреи…выделили из своего богатого запаса духовной мощи две религии: мусульманскую и христианскую. За эти великие духовные дары, которыми еврейский народ обогатил весь цивилизованный мир, – этот мир обязан, рано или поздно, заплатить свой неоплатный долг народу, духовная мощь которого не иссякла в течение тысячелетий – возвратить ему утраченную им родину, безбожно ограбленную насилием. И я глубоко убежден, что, получив обратно в свое владение всю (курсив мой. -С. Д.) Палестину, еврейский народ, при его необычайной даровитости и поразительной энергии духа, создаст могущественное и богатое государство там… И это сбудется, я этому глубоко верю, не погибнет тот народ "в духоте", который под страшным гнетом пронес свои идеалы через тысячелетия и через реки крови»84.

XIX век – время обостренного восприятия передовыми русскими людьми национального вопроса, "еврейского вопроса" в частности. Это же и время многочисленных уголовных дел о ритуальных убийствах, особенно в Западном крае. В следующем очерке мы остановимся на "творчестве" одного из адептов теории всесилия мирового кагала, фигуре противоречивой, бездарной, на чьей совести (и литературной, и человеческой) лежит вина за серию "кровавых наветов" – И.И. Ясинского. Однако, как мы увидим, передовая русская литература была по-настоящему неподкупна.

Свидетельство тому – творчество одного из старших современников Ясинского.

Петр Дмитриевич Боборыкин (1836-1921), один из самых образованнейших людей своего времени и весьма плодовитый писатель, оказавший влияние на И. Ясинского, что и отмечалось критиками. Как раз между двумя антисемитскими романами ученика, о которых речь выше, в 1894 г., Боборыкин написал роман "Перевал". Напомню, что герой, семидесятник, возвратившись после долгого отсутствия в Москву, попадает в общество так называемых интеллигентных людей, которые открыто занимаются "жидоедством":

«Разве в первый раз слышит он те же выходки. Прежде этим пробавлялись одни "гасильники", теперь все: чиновники и профессора, офицеры и студенты, художники и светские шалопаи, старики и дети»85. Оскар Грузенберг об этом времени сказал замечательную фразу: "Толпа ренегатиков и восставших из гробов смердящих Лазарей, в предвиденье успеха, откликаются им сочувственным воем и требуют немедленного, притом беспощадного, осуждения всего того, что еще недавно озаряло и красило невеселую нашу действительность"86.

Один из "антигероев" – профессор Шахматов (его прототипом, вероятно, был С.Ф.

Шарапов, издатель, публицист, изобретатель). Боборыкин был вхож в московскую профессорскую и купеческую среду, отсюда он заимствовал персонажи и положения своих романов. Не исключено, что часть "разговоров" его романов были подслушаны писателем в доме профессора Бугаева, отца Андрея Белого87. Кроме того, Шахматов – фамилия выдающегося лингвиста, но на такое открытое указание прототипа Боборыкин вряд ли мог пойти. А вернее всего, "Шахматов" заимствовано из названия подмосковного имения Шахматове, принадлежавшего профессору А.Н. Бекетову, деду А.

Блока. Напомним, что Бекетов был в большой дружбе с Д.И. Менделеевым, о котором разговор будет ниже. Шахматов проповедует расовую нетерпимость к евреям и задолго до работ Альфреда Розенберга и нюрнбергских законов выносит вердикт: "Маски надо сдирать… Он штатский генерал, с лентой через плечо! А для меня он – форменный жид! Я кровь эту узнаю в каком угодно колене… Федор Германович, кажется, немчура по отцу… а по матери настоящий русак… Но дед их был из выкрестов. Кровь-то, кровь – острая. Она себя сейчас выдаст… В сотом колене себя выдаст"88.