Савелий Дудаков - Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России

При основании села Иудина там существовала общинно-уравнительная форма землепользования, которая вскоре распалась. И.П. Белоконский, один из первых посетивший село и собравший сведения от старожилов, писал: "То обстоятельство, что субботникам и молоканам был воспрещен переход из раз избранного места на другое, и что облюбованная ими для деревни местность была окружена землями татар (хакассов. – С. Д.), послужило сначала причиной основания в Юдиной общинного землевладения, а впоследствии повлекло за собой оскудение сектантов"29.

Свыше 30 лет страдали иудинцы от засухи. Даже европейская часть России каждые 10 лет страдала от недорода.

Повторимся: 30 лет (1838-1868) иудинцы бились в тенетах нищеты, пока в их селении не появился в одном лице Моисей и Аарон, который своим жезлом (да-да! буквально волшебной палкой!) высек в засушливой степи источник. Этим библейским Моисеем-Аароном был Давид Бондарев.

Будучи человеком внимательным и вдумчивым, Давид Абрамович обратил внимание на большой уклон, по которому спадают в Абакан с Западных Саян речки Сое и Кындырла, и предложил своим односельчанам прорыть каналы среди полей. Любое новаторство, даже на таком уровне, встречает недоверие. "Нет пророка в своем отечестве!" – вероятно, не раз повторял Бондарев. И первое, что сказали его односельчане: "Тимофей тронулся умом, и его нечего слушать". Е.И. Владимиров приписывает эту фразу кулакам Мясиным. К сожалению, в трудах о Бондареве социология играет доминирующую роль и "кулаки Мясины" выступают в них в соответствующей роли. Но, как мы увидим, отношения между Бондаревым и Мясиными этим не ограничились.

Общество выделило Бондареву небольшой участок земли, как мы бы сказали, для эксперимента, и десяток мужиков-добровольцев присоединились к нему. Никто не учил Давида Абрамовича геодезии. В его распоряжении не было ни одного инструмента – ни уровня, ни теодолита. В его руках был лишь волшебный жезл Аарона – обыкновенная палка-желобок длиною в пять аршин (порядка 3,5 м). Начал он от речки Кындырла, выбрал подходящее, по его мнению, место и стал прокладывать будущий приемный и оросительный каналы. "Жезл Аарона" позволял "нивелировать" по 2-3 версты в день. Следом за "пророком" шли артельщики и заступами рыли канал.

В первый же год орошенные 50 десятин земли дали обильный урожай пшеницы по 250-300 пудов с десятины! Факт потрясающий, для Сибири невиданный, и имеющий важнейшее значение в зарождающемся экономическом расцвете Иудина. (Для сравнения укажем, что в 1913 г. урожай пшеницы с десятины земли составлял в Бельгии – 168 пудов, в Германии – 157, в Австрии – 89, в России – только 55 пудов!30)

Не следует, впрочем, забывать, что русские крестьяне, к которым принадлежал и Давид Абрамович, были людьми суеверными. Но практическая польза прорытых каналов была очевидна. Очень важным в этой связи оказалось знакомство Бондарева с основателем знаменитого Минусинского краеведческого музея Николаем Михайловичем Мартьяновым (1845-1904). Знакомство перешло в тесную дружбу. Мартьянов был ботаником, он-то и подсказал Бондареву мысль об устройстве оросительных каналов, а также рассказал об обширной ирригационной системе этих мест в домонгольское время. Старинные оросительные каналы были созданы древними насельниками енисейской долины – динлинами, которых, по сообщению о. Иакинфа Бичурина, китайские источники считали принадлежащими к белой расе. Все это дивное создание человеческих рук было разрушено вторгшимися монголами ("дополнительный аргумент" в пользу гумилевской теории человечества, осчастливленного ордами Чингис-хана…).

Но следы так называемых "чудских" каналов сохранились в пределах деревни Иудино, что значительно облегчало труд крестьян. Поэтому озарение Бондарева подкреплялось авторитетом науки, и нам следует сказать несколько благодарственных слов в адрес Мартьянова и других этнографов Сибири. Тем паче что большая часть исследователей этого края были ссыльными евреями, что все-таки весьма близко нашей теме. Вот небольшой перечень евреев-натуралистов, внесших вклад в освоение Сибири того времени.

Создатель всемирно известного естественно-исторического и этнографического музея, человек, оказавший совершенно исключительные услуги делу изучению края, Николай Михайлович Мартьянов был по национальности еврей (вероятно, крещеный)31. Он родился в Западном крае, в семье лесного объездчика. Из-за материальных затруднений оставил гимназию и поступил в аптекарские ученики – распространенное занятие еврейской молодежи. В 1870-1872 гг. посещал Московский университет, готовясь получить провизорское звание. С 1873 г. служил провизором в Казани и был деятельным членом Общества естествоиспытателей при Казанском университете.

Здесь же он написал первую работу о местной флоре. В 1877 г. переехал в Минусинск, где и жил до самой смерти. Основанный им Минусинский музей (открыт 10 января 1877 г. ст. стиля) получил мировую славу. При Мартьянове музей имел 60 тыс. экспонатов и состоял из отделений: естественно-историческое, антропологическое, этнографическое, археологическое, горнопромышленное, промышленное, сельскохозяйственное, нумизматическое, географическое и др.

Мартьянов создал Минусинскую метеорологическую станцию и публичную библиотеку, одну из лучших в Сибири. Во времена Бондарева библиотека насчитывала 20 тыс. томов, не считая небольшого отдела рукописей (там позже хранились и материалы, касающиеся Бондарева). В городе имелись также обсерватория и фотолаборатория. И все это создано стараниями одного человека! Мартьянов участвовал в многочисленных экспедициях, составил богатейший гербарий местной флоры, опубликовал множество научных трудов, оказал большое влияние на развитие музейного дела в Сибири.

После смерти Н.М. Мартьянова богадельня и детский приют, созданные им, стали носить его имя. В 1902 г. в Казани вышла книга Феликса Кона "Исторический очерк Минусинского музея за 25 лет", где деятельность Мартьянова осталась в тени (по настоянию самого Николая Михайловича). Спустя много лет Ф.Я. Кон восстановил справедливость32. Мартьянов, по словам Кона, принадлежал к типу людей, увлеченных единственной идеей и с настойчивостью (мы бы сказали с фанатизмом) проводящих ее в жизнь. Для этой цели (создание и процветание музея) он привлек многочисленных политических ссыльных – и именно поэтому его считали человеком революционных симпатий, но с тем же рвением он добивался присылки портрета Николая II, ибо считал это необходимым для музея. «Когда однажды Аркадий Владимирович Тырков в беседе о превалирующей в Мартьянове черте поставил вопрос – что делал бы Мартынов в момент революции? – я не колеблясь ответил: "Будет фотографировать баррикады, собирать осколки бомб и гранат и т. д. и т. п. и тащить в музей"»33. С большой теплотой пишет Кон о трудолюбии этого человека, делящего свое время между музеем и аптекой (понятно, что музейное дело превратило его в крупного ученого). Кстати, именно Ф.Я. Кон на чествовании Мартьянова по поводу 25-летия организованного им музея поднес ему адрес от имени минусинских политических ссыльных. С несомненностью можно говорить о влиянии Мартьянова на Бондарева.