Газета День Литературы - Газета День Литературы # 78 (2003 2)

Там, за поворотом, Гора Красного Ворона. Там на туманной невидимой вершине сидит на дереве обагренный кровью бог-ворон, пройдя десятки превращений. Его не видит отсюда никто. Идти по дороге только для того, чтобы увидеть гору ворона издалека. Останавливается последняя машина и перевозит тебя через речку по мосту. "Здесь и смотреть у нас не на что, в Килкаш. И туристов не бывает совсем". Пожилой водитель как перевозчик в иной мир, усталый Харон на своем посту — человек как функция — больше, чем человек.

Дальше тебе пешком. Все вверх. Закрадывается страх от гнетущей праздничной тишины, нарушаемой только блеянием далеких овец и лаем близких собак. Фермеры следят тревожно, сидя у окон, за чужаком — куда он? В гору по узкой дороге, в эту пору в грязи и навозе, колючий кустарник по сторонам. Но ты сбился с пути и бредешь напролом по заброшенной ферме (for sale), прячась в ветвях от следящих очей. Jack in the Green. Наверх сквозь зеленую панику и ужас. Немного шагов по открытому лугу с некошеной травой, и то, чего ты боялся, что звенело в ушах, происходит въявь: снизу раздаются раздраженные крики хозяина. Стой! Ни шагу наверх! И частная собственность — это только предлог для хранителя границы потустороннего мира. Как кричали тебе лесники в Кара-Даге. Так не уступить же ему сейчас, прорваться сквозь заросли ежевики и терновника, преодолеть одну из этих границ, одну из их границ, оставляя на шипах лоскуты материи и частицы плоти. Вот и принесена жертва, вот и засмеялся в вышине ворон, почуяв запах красной крови. Не упустить тропу наверх. И где-то в еловом лесу на склоне услышишь подзадоривающие восклицания и лай собак — за тобой! За тобой охотятся они. Они уже взяли след, и уйти можно, только смыв влажной листвой запах крови. (Его не сможешь смыть, не смеешь и не смоешь до конца.) Бежишь наверх, уже теряясь наконец в капельках туманного облака на вершине, и видно только на десять сажен вокруг. В тумане теряется лай собак, они со всех сторон, но далеко, за пеленой спасительного тумана, ты попадаешь в сон и плывешь еще выше по густому вереску, вокруг блеют овцы и разбегаются — они боятся тебя — здесь на горе они привыкли бояться богов. Бредешь в облаке, ты достиг края и сам страшишься вершины. Там, чуть дальше за уступом, показались смутно высокие темные фигуры. Ты идешь прямо к ним, завороженный, ступая все быстрей. Обличья становятся светлее, и звуки свиваются в тонкую, чуть слышную мелодию флейты. Идешь навстречу, еще шаг — и они примут тебя, вот порог…

Сзади в лодыжку вцепились собачьи клыки, второй волкодав валит тебя на спину, а задницу обжигает боль — они выстрелили солью. "Лежать, сукин сын, я за тобой, motherfucker, от самой фермы бегу. Пристрелить тебя, что ли?" И это снова лай и укусы собак, по зубам со всей силы тяжелым ботинком, еще раз, еще… Не увидишь его лица. И мир расплывается кровавой кашей, уплывает во тьму…

На вершине горы на сухой ели смеется обагренный ворон. Рядом вокруг него — грязные почерневшие шкуры и обглоданные останки овец. Вереск проминается под ногами, несут новую овцу. Сойдя с тропы, люди размахиваются, чтобы подальше ее забросить.

ПОТНЫЕ ЛЕНОЧКИ

Палиндром моих чувств с этим городом

Отливает поверхностью верности.

Кто из них не страдающий ступором

Мне поможет

в цветной разношерстности?

Кто из них бесконечным молотом

Отливает влюбленности вечности?

Кто из вас

в самолетности

пошлости

Мне поможет в

нетрезвой беспечности?

Годы сходят на нет,

бьются образы.

Дети колют

юности веночки,

Ну а рядом тусуются потные

В cамоварах и рюмочных

Леночки.

РЫБЬИМ ГЛАЗОМ

Пол-улицы сквозь призму объектива

Как ящерица оставляет хвост

Чтоб я свернул в другой квартал иль мимо

Прошёл чтобы её остыла злость

Вне поиска и без конкретной цели

Погрязнув в память словно лабух в "ля"

С желаньем спрятаться в чужой постели

Но это отзвук прошлого меня...

Подошвы мокасин поют под ноты

Хрустящего бутыльного стекла

А рядом чуть хмельные идиоты

Пересекают стриты Бруклина

ПОЭМА ЮНОСТИ

Крестился Крещатиком

В вытрезвителе

Андреевским расстрелялся

Жизнь — падла

Так изумительна

Тебе мой поток оваций!

ЛЮБЛЮ, КОГДА СКРИПИТ КРЕСЛО

В. Гандельсману

Люблю, когда скрипит кресло,

Люблю я звонки ночами;

Не люблю вспоминать детство

Остывшими вечерами.

Когда проходит юность

Рождается старое детство;

Когда побеждает глупость

Рушится Адмиралтейство.

И вновь смотрят в душу иконы,

Прерывает ритм сердце.

Боеприпас на исходе,

Кто подойдет к этой дверце?

детства...

ОГНЕСТРЕЛ

Завтра будет иначе:

она мне позвонит,

проглочу анальгин,

содрогнусь, не плача...

За неделю до Пасхи я понял где плаха, —

не на погосте,

не пред очами....

В боязни других,

в ощущении страха...

в молчании,

в ожидании краха....

В нищете я поклялся на веки

не лезть в чужие отсеки.

Никогда не заглядывать слева,

иль справа,

наливать до краев отраву.

Лгут, говоря, что поэт служит людям.

Обман — "сочинение на тему".

Hедостаток алкоголя — лишь повод

Попасть в вену; решить дилемму.

От двустишья к поэме два литра от Бога,

От несчастья к победе — три литра.

Я забыл твое имя и облик

В шестистопной душе гекзаметра.

Дайте им огнестрел — пусть осудят.

Дайте мне огнестрел — путь рассудит.

ПАРТИЗАНКА

Своею чёлкою с пробором,

Тельняшкой до острых колен

В отеле Гарлема убогом

Она напрашивалась в плен...

И жаркий вечер, рифм звукоряд,

А после, — пот на простынях, и песня.

С упругой грудью партизанки,

С ней был весел,

в смешном порыве, наугад.

В обнимке чресел

и в прострации ночей,

В порыве чувства, словно казначей,

подсчитывая звезды на погонах,

Фанер, хрустящих и звенящих, сонмы.

И чувств изглоданных поклоны...

Я выглядел как лицедей.

ЗНАМЕНАТЕЛЬ

С. Шабалину

Приходилось мне жить с тараканами

В плите, под диваном, в чужой голове.

И по утрам выступленья Аннана

Парировать в СМИ среде.

Приходилось пахать строителем

В касках и масках защитных.

Нет труда, что обременителен,

Коль на устах субтитры.

Под общий всему знаменатель

Не подходит мой милый приятель.

Талант он развил полноценно,

Прожигая его в таверне.

I

Лет пятнадцать назад слово рок было настолько популярным в нашей стране, что по частоте употребления вряд ли уступало таким словам, как перестройка, ускорение и гласность. Рок-музыка добралась до ушей каждого русского человека. Звезды андеграунда вышли на поверхность и получили общенародный статус. Приставку "рок-" получали самые разнообразные "явления" (к примеру, рок-группа "Електроклуб", солистами которой были — Ирина Аллегрова и Виктор Салтыков), порой не имея на то достаточных оснований.