Газета День Литературы - Газета День Литературы # 81 (2003 5)

Ты пришлёшь мне в казарму свои свадебные фотографии. Пришлешь неожиданно после трех месяцев глухого молчания.

Я два часа просижу с ними в пропахшей ваксой и табачной гарью курилке, с фотографиями, на которых ты была в фате и белом платье, — ты смотрелась сногсшибательной невестой, но, увы, на чужой — на чужой! — свадьбе" — пока до меня не дойдёт, что это всё, конец, и ты теперь уже не моя.

Я вырежу твое лицо из фото, — и с тех пор ношу его в бумажнике, у сердца. В том же кармашке бумажника лежит и моя юношеская фотография, где я с непослушным "ежиком" на макушке и с парашютным значком на лацкане…

И вот мы прожили свои мимолётные, скоротечные жизни. Прожили — порознь. У тебя два сына, которые названы моим именем— "Славой": Вячеслав и Владислав, ("Сла-воч-ка, милый!" — так и звучит, так и звенит в памяти нежный твой голос), А муж, говорят, до того похож на меня, словно бы мой брат. У меня есть дочь, странным образом похожая на тебя, которую родила женщина с твоим именем, а у одной из бывших жён день рождения— в один день с твоим.

Что это, случайные совпадения? Или есть всё же, есть в этом какой-то тайный, непонятный нам, Промысел?

Когда приходится обращаться к Богу, я поминаю тебя наравне с матерью и со своими родными. А недавно случилось быть в старинном монастыре, который зовут "Дивногорьем", и там я заказал молебны — "за упокой" по крёстной и "за здравие"— по тебе. Шесть месяцев будут молиться за ваши души монахи в тех древних, молочно-белых храмах, вырубленных, выскобленных в меловых горах забытыми, безвестными мастерами зодчими.

Да, жизнь покатилась под горку. Уже голова припорошена меловой пылью, а спину позолотил шафран заката. И вот, на исходе земного, бренного пути, я молю Господа, чтоб Он хранил тебя и твоих детей. Я благодарен тебе за то, что узнал когда-то мимолётное, призрачное, недолгое счастье. Узнал, но не понял его и не оценил. В те дни, когда ты была моей.

А теперь понял, да только слишком уж поздно.

Я не удивился, увидев имя Вячеслава Дёгтева в шорт-листе самой популярной ныне литературной премии "Национальный бестселлер". Кому же и давать эту премию, как не ему. Изобретательный рассказчик, ярчайший мастер вымысла, мастер сюжета, что не часто случается в русской прозе. Пожалуй, кроме Павла Крусанова в этом шорт-листе я не вижу Дёгтеву конкурентов, впрочем, в нашем странном и зыбком мире всё возможно. Но абсолютно вторичный Дмитрий Быков, весь мягкий, как только что свежеиспеченный батон, удобный разве что для тетушек преклонного возраста, кровавые рижские ребятишки со своей "Головоломкой" и привычный уже для "Национального бестселлера" западно-европейский интеллектуал вряд ли всерьез заинтересуют малое жюри "Национального бестселлера". Хотя и само жюри малое формируется таким образом, что любая странность может показаться обыденностью. Для здравого русского читателя, несомненно, Вячеслав Дёгтев со своими убойными рассказами, с мощью замысла, с живыми характерами, конечно же, — победитель.

Вячеслав Дёгтев — пожалуй, самый яркий представитель следующего за "сорокалетними" поколения писателей. Все-таки, есть чувство своей эпохи у всех представителей поколения, есть своя родина во времени. И если у Александра Проханова, Владимира Личутина, Анатолия Кима, Анатолия Афанасьева, Владимира Крупина и других видных писателей из поколения "сорокалетних" родина во времени — это последний советский период, и о чем бы они ни писали и сейчас, точкой отсчета для них остаются восьмидесятые годы, то для Вячеслава Дёгтева и его друзей по поколению Юрия Полякова, Юрия Козлова, Александра Трапезникова, Сергея Сибирцева, Павла Крусанова, Олега Павлова точкой творческого отсчета стала, увы, эпоха хаоса, перестроечная неразбериха. Исчезла стабильность во всем, даже в семье, даже в личных взаимоотношениях. Айсберг раскололся на мелкие льдинки и каждая плыла в своем направлении. Может быть, из-за этого у писателей нового призыва нет того былого чувства единения, опора лишь на свои собственные силы, попытка выжить в настоящем, позабыв на время о прошлом и будущем?

По творческому складу Вячеслав Дёгтев похож на своих предшественников из поколения "сорокалетних". Ему близки такие же сильные герои, люди действия; он, подобно Александру Проханову, — стихийный державник во всем. Но общей идеологии для своих героев Дёгтев пока еще не обрел, его герои тычутся каждый на своем индивидуалистическом поле, озабоченные проблемой выживания. Это, скорее, поколение растерянных людей. И среди них Вячеслав Дёгтев ценен тем, что не намерен сдаваться, не уползает в свою нору литературной игры. Подобно героям "прозы сорокалетних" он всегда в работе, в самых невыигрышных условиях не падает духом, а значит — создает фундамент для будущей работы.

Вячеслав Дёгтев возвращает нас в мир художественного вымысла, мир, честно говоря, подзабытый в конце ХХ века. Брошенные на произвол судьбы, в царство так называемой свободы, писатели в эпоху перестройки ринулись или в игровую эстетику постмодернизма, тем самым заведомо обрекая себя на вторичность и скучный тупик интеллектуализма, или в новую документалистику, описывая все, что видят вокруг себя. Тем более, что жизнь последнего десятилетия щедра на сюжеты… Но сюжеты прямой жизни тоже обрекают писателя на вторичность. Уже на вторичность документа…

Царство вымысла оказалось подзабыто. А только в этом царстве художник, творец обретает свой неповторимый, подвластный лишь ему и его героям мир. Вымысел же ведет художника к своему читателю. Вымысел рождает и новых героев. Вымысел всегда героичен. Вымысел — это миф о мире. Сколько по-настоящему талантливых мастеров слова (а их всегда не так и много) — столько новых мифов. И в центре этих новых мифов о мире всегда яркие личности. Прочитаем внимательно рассказы Вячеслава Дёгтева, они могут быть о чем угодно — о Чечне ("Псы войны"), о Древнем Риме или Древней Руси ("Гладиатор" или "До седла!"), о воре-рецидивисте ("Коцаный"), но всегда эти рассказы о героях. Герои могут быть положительными и отрицательными, негодяями и борцами за справедливость, злыми и добрыми, но они всегда оставляют за собой право на выбор, право на поступок.

Вячеслав Дёгтев воспитывает своими книгами без воспитания, становится политиком, уходя далеко от публицистики, учит, никого не поучая. Он может противоречить сам себе, так как ведя по сути круговую оборону в обществе, растерявшем нравственные и идейные ориентиры, он вынужден занимать то одну, то другую позицию, но всегда он делает ставку на героя, а значит, и на возможность победы. Ибо быть героем в наше время — надо иметь высшее мужество.