Владимир Бардин - В горах и на ледниках Антарктиды

…Работа на шельфовом леднике была уже позади, когда наконец мне удалось поговорить с Сергеем Рыбаковым- тем самым товарищем Жени Грузова, подводным фотографом. В отличие от Жени он имел крепкое телосложение и не курил. Теперь он совсем не походил на того замкнутого человека, каким показался мне вначале. Я сказал ему об этом.

- Тогда меня предчувствие мучило, чувствовал, что обвал должен произойти. Даже с Грузовым поссорился из-за этого. А после того как это произошло, все как рукой сняло.

Этот обвал на леднике, как ни удивительно, действительно произошел и как раз вскоре после моего разговора в палатке с Женей Грузовым. Была очередь Сергея дежурить на барьере, ждать возвращения товарищей, уплывших на резиновой лодочке за скалу на очередное погружение. Он и гулял вдоль берега, смотрел, как волны разбиваются о ледяные уступы. Припай в заливе осенними штормами полностью разломало и вынесло в море, только отдельные льдинки с неподвижными тушками тюленей медленно дрейфовали по заливу. И вдруг…

- Все качнулось, затрещало. Прыгнул инстинктивно, ничего не соображая. Как успел перескочить, до сих пор не знаю.

Находящиеся поблизости ребята видели этот отчаянный прыжок. Они рассказывали, что, когда подбежали к Сергею, он странно улыбался.

- Ну, ты счастливчик,- сказали ему,- теперь до ста лет жить будешь.

Сергею действительно повезло. Новоявленный айсберг тут же перевернулся, и если бы Сергей остался на нем, мог просто раздавить его. А кроме того, падение в ледяную воду с шестиметрового обрыва само по себе очень опасно. Внизу у отвесной ледяной стены не за что зацепиться, и все решают считанные минуты. В Антарктиде так не однажды погибали.

По профессии Сергей инженер. Работает в Теплоэлектропроекте, изучает вибрационные перегрузки на турбинах. Но подводному спорту он отдает едва ли не большую часть своего времени. И в Антарктиде он тоже не новичок, уже нырял четыре года назад на станции «Беллинсгаузен».

- Тогда, впервые, Антарктида меня просто поразила, а теперь воспринял ее более спокойно.

Я был наслышан о прекрасных фотографиях и цветных диапозитивах Сергея и попросил показать их.

- Слайды у меня уже упакованы, а черно-белые отпечатки- не все, конечно, их всего несколько тысяч - покажу.

И я увидел воочию продолговатые морские огурцы, гигантские звезды. Дно на отдельных снимках напоминало клумбы, сплошь покрытые причудливыми цветами. Только иногда среди живописных растений высовывалась губастая рыбья морда. Я заинтересовался, как делались фотографии. - Почти все со вспышкой, хотя до глубины 20 метров снимать летом можно и так, но все самое интересно находится глубже. Вода подо льдом удивительно прозрачная. Летом дно до глубины 60 метров видно. На 30 метрах свободно читать можно. Ребята, кто из Мирного приезжал к нам, к майне подходят - пугаются. Вид, как с высокой башни. На колени на край становятся, заглядывают как в пропасть. А когда сам в акваланге спускаешься, словно на парашюте паришь. Наметил себе точку внизу и по спирали на нее идешь. Воды не видишь, только телом ощущаешь. А когда припай взломает, тогда хуже. Верхние метров 20 как в тумане. Работали обычно по одному. Я спускался первым, чтобы взбученности никакой не было, и плыл против течения, а то если хоть немного замутится вода, частички отражают свет и на пленке получаются точки. До 30 метров легко спускаться: идешь - резвишься, а глубже - сложнее. Может, не так физически трудно, как ощущаешь какое-то психическое давление. Глубже 40-50 метров возникает состояние глубинного наркоза. У меня, например, возникали слуховые галлюцинации. Будто хор поет и голос над ним широкого диапазона, как у Имы Сумак. А Женю на глубине страх охватывал. Такое состояние, что вот-вот его кто-нибудь за ноги схватит. А глубина затягивает. Все глубже спускаться хочется. Страховочная веревка кончается, дергаешь, чтобы опустили. Но ниже 60 метров обычно не опускались. Может, в отдельных случаях до 70, когда глубиномер отказывал. Внимание в антарктической воде особенно рассеивается. Там находишься как зачарованный. Кто впервые попал - общее впечатление огромное, а деталей не ухватываешь. У нас одного из зимовщиков спустили туда - очень уж упрашивал. Вылез он, прыгает, руками машет: «Ну, что я видел, что я видел!» Спрашиваем: «Что же ты видел?» А он рассказать ничего не может.

Я спрашиваю Сергея про пресловутых касаток, которые по старым прогнозам давно уже должны были проглотить всех аквалангистов. Сергей улыбается:

- Вообще-то особенно смешного тут ничего нет. У касатки 48 острых зубов, каждый по 20 сантиметров. Но нам с ними встречаться не приходилось, под лед они обычно далеко не заходят. Зато тюленей было навалом. Одного все время приходилось выгонять из лунки. Шлепнешь его по голове - он отплывет в глубину метров на пять. Только сам спустишься в воду, он обратно возвращается. Морду высовывает, дышит. А однажды к нам приплыл морской леопард. В воде, ну, сущий крокодил. Нос торчит и пасть огромная. Очень любил вокруг Жени плавать. Киты еще, малые полосатики, целыми стаями паслись на отмели, где криль скапливается. Они безобидные, беззубые, разве только хвостом нечаянно заденут.

Спрашиваю Сергея: согласен ли он с Кусто, что люди со временем переселятся в океан?

- Вот Женя согласен, а я… Что говорить, конечно, там, под водой, здорово. Но слишком уж на земле хорошо. Здесь солнышко греет. А к воде еще приспосабливаться надо. Вот тюлень, он в воде дома, скользит стремительно и движений почти не делает. Тело выгнутое, мускулистое - веса своего не чувствует. А вылезет на сушу - мешок жира, еле ползает. Нет, я не хочу менять среду обитания…

В два часа пополудни 15 декабря 1976 г. суда 22-й Советской антарктической экспедиции - дизель-электроходы «Пенжина» и «Капитан Готский» - подошли к ледяному побережью моря Уэдделла - самого труднодоступного моря Антарктики. Здесь, на краю гигантского шельфового ледника, всего в 1300 км от Южного полюса, год назад была создана сезонная база «Дружная».

Все высыпали на палубу, с волнением ожидая встречи с «Дружной». Домиков базы даже с верхнего мостика разглядеть не удавалось. У края невысокого, 4-5 м, ледяного барьера чернело несколько бочек, обозначавших место, где в прошлом году швартовались корабли. Дальше от моря берег полого возвышался, и там на склоне виднелась полузанесенная снегом цистерна, а около нее - уже целое скопище бочек. За этими приметными ориентирами и должна находиться «Дружная».

Но швартоваться к барьеру на этот раз было невозможно. Морской лед - неровный, торосистый, с большими снежными сугробами - преграждал путь к берегу. Всего-то полоса припая шириной метров триста, но кораблю не пробиться: лед толстый, вязкий. Попробовали было дизель-электроходы скалывать лед корпусом, но дело шло медленно. Капитаны нервничали - большой расход топлива да и риск немалый: суда хотя и ледового класса, но ледяной барьер или слишком высок, или неровен, а то и вовсе смят, вздыблен вверх: не иначе плавучая ледяная гора наскочила здесь на берег. «Поцелуи айсбергов» - так окрестили полярники эти вмятины.