Владимир Бардин - В горах и на ледниках Антарктиды

Тем временем у Гриши поспел чай. После пяти часов на крыше вездехода удивительно вкусен чай! Жадно пью, обжигаюсь. Но не сидится в палатке. Любопытство, нетерпение разбирает - что за мир тут вокруг? Ведь никем еще не хоженый, не изведанный! Отошел я немного от лагеря, остановился в тишине. Звук какой-то ласковый, булькующий слышится. Это ручей по льду бежит, журчание его умиротворяюще действует. Совсем не антарктическии звук, о других, теплых материках напоминает. Каждое лето, видно, поток этот действует. Камни на льду нагреваются под солнцем. Таяние может идти и в морозную погоду. Туннель в крае ледника вода пропилила - голубую трубу в метр-полтора диаметром. Не могу преодолеть искушения, лезу в этот темно-голубой омут, прохожу несколько метров, согнувшись в три погибели. Сосульки свисают как сталактиты. Стены в овальных выемках. Дно пещеры песком и галькой устлано, вода в углублениях, как осколки темного зеркала. С каждым шагом голубизна сгущается. Становится тоскливо, неуютно. Капли за шиворот падают. Впереди своды просели, тут уж на четвереньки становиться надо. И давит, угнетает толща льда над головой или это необычное освещение так действует. С облегчением вылезаю из этого подледного царства к солнцу, на свет божий.

В лагере Гриша уже развернул рацию. Установил связь со своим дружком на базе - радистом Юрой. Прямо по радиотелефону с ним разговаривает, без точек-тире, как раньше. Вся наша семерка в командирской палатке собралась. Ждем, вдруг известие какое, телеграмма из дома. Но нет пока новостей. «Молодежная» на связь с базой не выходила.

- Отбой,- командует Михалыч.- Утро вечера мудренее.

И тут у входа умывальник звякнул, зафыркал кто-то, закрякал. Будкин обычно такие звуки издает, когда горло полощет. Но сейчас он от удивления как воды в рот набрал. Пришелец не унимается, стучит по рукомойнику.

- Явился, не запылился,- благодушно говорит Гриша.-Сейчас я тебе, голубчик, калорий подброшу. А то небось изголодался на скудном местном рационе.- И Гриша лезет в продуктовый ящик.

- Гнать его надо в три шеи. Ворюга, у меня с ним старые счеты,- прорывает Будкина.

Спор идет о поморнике. Летом он обитает в прибрежных районах Антарктиды, промышляя, как считает Будкин, разбоем и грабежом. По мнению биологов, он, однако, выполняет полезные функции санитара в колониях пингвинов и буревестников. Поморник просто уничтожает слабых и больных птиц, тем самым, возможно, предотвращая развитие эпидемий, появление ослабленного потомства… Сам он об этих высоких материях, понятно, не задумывается: дай бог выжить, поставить на ноги, а вернее «на крыло», своего заботливо оберегаемого отпрыска, обычно одного-единственного птенца.

В последние годы, когда Антарктиду наводнили исследователи, поморники проводят свои «санитарные» инспекции преимущественно в местах зимовок и полевых баз, ни одну из них не оставляя без внимания. Они способны на героические перелеты, проникая вслед за человеком в самые отдаленные, гиблые для всего живого районы Антарктиды. Одна из птиц достигла даже полюса холода - станции «Восток» - достоверный факт, зафиксированный зимовщиками на фотопленке. Вот и сейчас, стоило нам обосноваться лагерем у горы Мередит, поморник тут как тут, присоединился к нашей великолепной семерке.

Михалыч назначает подъем на десять утра. Надо отоспаться перед первым маршрутом. Разошлись по палаткам. А спать не хочется. Белая ночь сияет над Антарктидой. Заглядывает через иллюминатор в наше жилище. На базе «Союз» прекрасные были белые ночи, но попривыкли мы уже к окружающему ландшафту. А здесь все новое, неизвестное. Разрешил бы Михалыч, так прямо сейчас ушел бы в маршрут.

Попыхивает печь ПЖТ, пэжэтуха в просторечии, шлет привет с далекого черноморского курорта. Знают ли в солнечной Абхазии, что обогревают Антарктиду? Не только мне не спится. Будкин напевает, развешивая для просушки портянки: «Ах, какие удивительные ночи… Может быть, она меня забыла, знать не хочет…» Его помощник, в противовес своему шустрому начальнику, какой-то вялый, заторможенный, читает сборник юмористических рассказов под названием «Душевная травма». Откуда и зачем здесь в горах Антарктиды у него эта книжка? Загадка. Неужели, чтобы убивать время? А ведь оно здесь так стремительно движется!

Лежа в мешке, я пишу дневник. Не многое удалось мне за прошлые шесть экспедиций в Антарктику. А сколько всего видел, с какими удивительными людьми работал, в каких только не бывал переделках. Теперь многое безнадежно утрачено, в памяти не восстановишь, детали пропали, а без них тускло все выглядит, неубедительно. Вот и о горах Принца Чарльза мог написать на целых 12 лет раньше. А ведь как интересно сложилась та экспедиция, и герои ее были личности яркие, колоритные, особенно наш начальник ленинградский геолог Дмитрий

Соловьев. Не раз судьба сводила нас вместе в Антарктиде. Вспыльчивый, резкий, а то и грубый, он был далеко не идеальный руководитель. Но все искупали прямодушие, увлеченность работой. И сейчас вспоминаешь его не иначе как добром. Роль его в геологических изысканиях той поры, теперь уже ясно, одна из первых. 10 раз ходил он в Антарктиду. В горах Принца Чарльза открыл крупнейшее железорудное месторождение, сравнимое разве что с Курской магнитной аномалией. В Антарктиде и заболел: тяжело, неизлечимо. И вскоре после возвращения умер. Завещал он прах свой развеять над Антарктидой. Не удалось это сделать. Но горы Дмитрия Соловьева есть теперь на карте Антарктиды. К югу от нас, в верховьях ледника Ламберта…

Тревожная какая-то ночь. Видно, с новой обстановкой не освоился. На базе мы вдвоем с Михалычем жили, печь на ночь вырубали, оба холод жаре предпочитали. А Будкин тепло любит, расстарался, раскочегарил печку. Душно в палатке. Может быть, потому и проснулся я рано. Или предстоящий маршрут беспокоит, не дает расслабиться. Подсознательно на него настраиваешься. Так бывало со мной и раньше в первые дни экспедиции, когда начинаешь работать в новом районе. Знаю по прежнему опыту, от первого маршрута много зависит. Чем быстрее разберешься в ситуации, сумеешь отличить главное от второстепенного, тем больше успеешь. В особенности когда дело касается палеогляциологии, изучения истории антарктического оледенения. Ведь прошлое чаще всего за семью замками, за семью печатями.

Одеваюсь тихо, чтобы не разбудить ребят. Вылезаю наружу. Солнце за слоистыми облаками, все небо как шторами плотно затянуто. И штиль, почти полный штиль. Не характерная для Антарктиды погода. И эта закупоренность небосвода - нигде ясного голубого окошка - на настроение действует: пасмурно на душе.

Валуны около палатки какими-то серыми, одноликими кажутся. А ведь с ними прежде всего придется иметь дело в маршруте. Ледниковые отложения - смесь частиц самых разных размеров от гигантского валуна до крохотной песчинки, так называемая морена -главный источник информации для палеогляцилога. Но нелегко разобраться в этом, на первый взгляд хаотичном, нагромождении обломков. Тут важно отыскать какие-то характерные черты, закономерности, словом, подобрать свои ключи, Первое знакомство - это , конечно, прежде всего зрительное восприятие форм, размеров, цвета, т. е. изучение внешнего облика. Первые впечатления оказываются чрезвычайно важными и порой решающими для дальнейших поисков. Вот почему для сегодняшнего маршрута так желательна ясная солнечная погода…