Григорий Померанец - Следствие ведет каторжанка

Я надеюсь, что это только мой кошмар, но кошмар «виртуальный». Мечта о грозном царе, который покончит с коррупцией и снизит квартирную плату, может побудить очередного президента намекнуть очередному патриарху на желательность признать Сталина бичом Божьим или каким-то еще небесным избранником, изведенным убийцами в белых халатах. То, что Сталину помогли умереть, вполне вероятно, Берия этим хвастал. Но поэтика легенды способна передвинуть несколько имен, несколько дат и провести каких-нибудь мудрецов Сиона на роль Святополка, а убийц в белых халатах изобразить исполнителями всемирного заговора. Верующие, подготовленные чтением «Протоколов сионских мудрецов», вполне способны принять скорректированное издание русской истории. Цитата из статьи Тростникова (в книге Харитонова) пригодится как образец сталинского жития, и найдутся агиографы, которые выполнят заказ сердца.

Я придумал этот гротеск, еще не зная, что в патриотических газетах появились статьи, объясняющие террор тайной религиозностью Сталина, и уже тиражируется легенда, что, по его приказанию, Москву, почти окруженную немцами, обнесли иконой Божьей Матери. Любопытно, как будут оправдывать террор против крестьян, против военнопленных, закрытие церквей?

В стране, где прошлое непредсказуемо, возможно и самое невероятное в будущем.

Когда люди стали замечать сдвиги, происходящие в обществе, и заметили существование Истории, — оказалось, что это очень коварная госпожа. Каждый ее вызов может быть осознан; каждая задача отделена от других, определена — и в человеческих силах создать проект решения. Но совершенно невозможно предвидеть, к чему приведет выполненный проект.

По мере исполнения доброе дело сплетается с множеством фактов, которые не учтешь, и приносит злые плоды. Ад вымощен благими намерениями; Анатоль Франс написал об этом рассказ «Чудо святого Николая». И наоборот, дело, начатое со злым сердцем, со злой целью и злыми средствами, может где-то обернуться добром (на этом основано хвастовство Мефистофеля, положительная оценка Чингисхана, создавшего зону свободной торговли, и т. п.)

Я отвлекаюсь от того, что Чингисхан саму войну считал добрым делом. Я выношу за скобки все войны и революции. Какими прекрасными ни были цели, каким искренним ни был порыв освободительной войны, священной войны, — ясно, что насилие — средство, способное пожрать любую цель, и в ходе долгой войны цели ее неизбежно подменяются — и подменяются люди, начавшие освободительную борьбу. Поэтому возьмем пример мирного проекта, начатого с добрыми намерениями и выполненного добрыми средствами. В 1948 году возникла проблема беженцев, мешавшая заключить перемирие между арабскими странами и Израилем. Бедные арабские страны не соглашались взять на себя прокорм беженцев. Число беженцев определялось по-разному: от 550 тысяч до 900 и даже миллиона трехсот. Английская оценка может считаться компромиссной (примерно 750 000). Две богатые страны, Англия и США, взяли содержание беженцев на себя. Выделенные средства позволили бы организовать расселение беженцев и включить их в нормальную жизнь Египта, Сирии и т. д. Однако арабские страны принципиально отказывались от этого, они требовали возвращения беженцев на незаконно отнятые земли. Таким образом, осталась только одна возможность: благоустроить жизнь беженцев в лагерях.

За год до этого, в ходе раздела Индостана, число беженцев достигло 16 миллионов. Достаточной помощи не было. Индия и Пакистан вынуждены были сделать то, что делали греки с беженцами из Турции, немцы с населением Восточной Пруссии и Силезии: расселять на новых местах. Через пару лет проблема беженцев исчезла со страниц газет и журналов.

На Ближнем Востоке мешало принципиальное несогласие признать реальность Израиля, и развитие пошло другим путем. Объединенные нации, получив средства от Англии и США, создали в лагерях беженцев удовлетворительные условия жизни; молодежь училась, получала начальное, среднее и высшее образование. Арабские страны (многие из которых стали богатыми) полностью стряхнули с себя эту проблему. Палестинцам давали работу, но не предоставляли права гражданства, социальное страхование и т. п. Палестинец всюду чувствовал себя изгоем, и всюду росло чувство обиды без вины виноватых.

Особенно ярко горел костер обиды в лагерях, где оставались подрастающие дети. Они были беженцами от рождения до смерти. Лагеря стали школами ненависти, накал которой всё рос. Произошло что-то вроде превращения временной припухлости в постоянную и злокачественную опухоль. В этой психической опухоли злокачественные клетки стремительно размножались и создавали метастазы. Люди, в душе которых растет и растет обида, не способные расстаться с обидой, ставшие воплощением обиды, полны разрушительной энергии. Такая энергия создает катастрофы. Она способна взорвать мир.

Человеку, переполненному обидой, всё позволено; он это сознает и позволяет. Столкнулись две обиды: израильтян за Холокост и арабов за потерю Палестины. Сложился тип недоучившегося студента, ставшего террористом. Мы его хорошо узнали в России. Первыми террористами на Ближнем Востоке были выходцы из нашей страны; потом они выиграли войну и стали противниками террора, но дети арабских крестьян, выучившись за счет ООН, окунулись в террор, как в родную стихию.

Накал возмущения, копившегося у беженцев, хорошо описан в книге Фаваза Турки «Дневник палестинского изгнанника». Я реферировал эту книгу и хорошо ее помню. Сегодня этот накал интеллигентского возмущения, похожего на пафос революции, слился с фанатизмом традиционной религии и создал тип шахида — рыцаря глобального террора. Так доброе решение, выполненное добрыми мирными средствами, привело к злу, с которым никто не может справиться. И это не единственный пример.

Обратимся теперь к действию, начатому с заведомо недобрыми намерениями: к подхлестыванию нашего наступления от Курской дуги до Берлина. Летом 1943 г., после двух прорывов южного фронта немцев по реке Миус, наша пехота представляла собой довольно жалкое зрелище. На запад катились «студебекеры» и «шевроле» с прицепленными к ним орудиями, а за ними плелись в пыли уцелевшие пехотинцы. Немцы не мелочились, сразу отходили на хорошо подготовленную линию Вотана. И я подумал: ну что ж, исход войны решен. Теперь эти «студебекеры» и «шевроле» довезут наши пушки до границы. А Гитлера пусть добивают союзники; мы свое дело сделали.

Сталин думал иначе. В освобожденных областях мобилизовали мальчиков и стариков, избежавших угона в Германию, и пополнили стрелковые роты пушечным мясом. Возвращались в строй и легко раненные, но основной массой стрелков были «трофейные солдаты». Они легко терялись в бою и гибли несравненно чаще, чем ветераны. Обучать некогда было. Сталинские приказы требовали наступать, не считаясь с потерями.