Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6276 ( № 21 2010)

Но не берут меня в Малюты.

Теперь Малюта – имя бранное,

как деревянная валюта,

но, впрочем, тоже Богом данная.

Теперь словарь собачий в моде…

Скинхед – какое имя странное.

И я скинхеду дал по морде –

за то, что слово – иностранное.

* * *

В.К.А.

Страну украли. И потерян след.

До послезавтра доживём едва ли.

Гуляет доллар, как хмельной сосед.

При Сталине бы расстреляли.

Куда летим мы, позабыв азы

(всё нам «хип-хоп» и всё нам

«трали-вали»),

забыв, что мы народ, забыв язык?!

При Сталине бы расстреляли.

Кричу я: – Люди, мы ж не хуже всех!..

Но тишина. И я опять в печали.

В печали я! Уныние есть грех.

При Сталине бы расстреляли…

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Литература

Это такой обряд...

ЛИТРЕЗЕРВ

Олеся БАЛТУСОВА, 27 лет, КАЗАНЬ

ОБРЯД

Чувство вины – это как много водки:

втянешься – и никогда не дойдёшь до кондиции.

Только оно пережигает глотку

намного больнее, поэтому голос садится.

Это как чувство Родины, невыносимо.

Чувство вины в атмосфере страны повышено.

Тяжкие ночи, суровые русские зимы.

Неугомонные бесы над нашими крышами.

Думать ночами, пить кофе или настойку.

втянешься – и никогда... но приходят тени.

Снимают ботинки, садятся на подоконник.

И пахнут травой осенней, водой весенней.

Чувство вины втягивается через фильтр

отечественной сигареты, выходит с дымом.

Это когда бесчеловечен выбор.

Короче, когда встречаешься с нелюбимым.

С двумя нелюбимыми. Часто и невпопад.

Весна отдаёт экстрактом осенней сырости.

Чувство вины – это такой обряд.

Ходи по газонам – и ничего не вырастет.

* * *

Любви, что палке о двух концах,

Без разницы, в которой сгореть печи.

Куришь, не куришь – молчи, пацан.

Выкуривай калории и молчи.

Как будто ищет под крышкой приз,

Играет небоскрёбами ветер зла.

А ты рисовал меня сверху вниз,

Но не сделал из этого ремесла.

О том, что всё у меня впереди,

Вытатуировал мне на груди.

Не все умирают глазами вверх.

У ангелов не сыщется столько рук.

И щуплое небо, как рыбий мех,

Над небоскрёбами встало в круг.

Если хочешь счастья наверняка,

Не живи в квартире холостяка.

В любой постели, как ни криви,

Покоится презумпция нелюбви.

* * *

Чародей, чародей, всё бы тебе глядеть,

Как петляет кудряво лесная река Илеть.

Кто ты, татарин или лесной черемис,

Всё расскажи мне о том, где верх у тебя, где низ.

Берега, берега у реки изогнуты, как уста.

Чем мне измерить всю ширину моста.

Четыре коленки, одна рука на листе песка,

Простые рисунки, от которых берёт тоска.

Чародей, лиходей, веди меня в бурелом,

Кругами води меня, злом бери и добром –

Не возьмёшь, в моём сердце пламя горит упруго,

Как солнце садится над рыжей рекой Ветлугой.

Как в деревянном городе двери все нараспашку,

Дай мне согреться лучше – твою рубашку.

Вот тебе, водохранилище, вся моя жизнь,

Хватило бы полю сил для пшеницы, ржи,

Всю, в колосках, мою душу возьми себе,

Оставь мне дорогу, Волгу, велосипед.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Литература

Отвергнутый историограф России

ШТУДИИ

Николай ПЕТРАКОВ, академик РАН

В многогранной деятельности Александра Сергеевича Пуш­кина была область, которой сам поэт придавал огромное значение. Он был глубоким знатоком русской истории, занимался её изучением и желал создать панораму реальных исторических событий, потрясших Россию в конце ХVII – начале XVIII века.

21 июля 1831 г. Пушкин писал Бен­кендорфу: «Более соответствовало бы моим занятиям и склонностям заняться историческими изысканиями в наших государственных архивах и библиотеках. Не смею и не желаю взять на себя звание историографа после незабвенного Карамзина, но могу со временем исполнить давнишнее моё желание написать Историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III».

Период для российской истории крайне знаменательный. Один его этап – создание великой империи в европейских масштабах, овладение западными технологиями при ужесточении крепостничества, ликвидации патриаршества; другой – провал страны в безвременье, приход к власти случайных, малообразованных людей.

В своих «Заметках по русской истории XVIII века» Пушкин необычайно точно охарактеризовал эту ситуацию в России: «Ничтожные наследники северного исполина, изумлённые блеском его величия, с суеверной точностию подражали ему во всём, что только не требовало нового вдохновения. Таким образом, действия правительства были выше собственной его образованности и добро производилось ненарочно, между тем как азиатское невежество обитало при дворе. Доказательства тому царствование безграмотной Екатерины I, кровавого злодея Бирона и сладострастной Елисаветы». Вот о каких этапах российской жизни Пушкин хотел написать в своей Истории государства Российского. А дальше шла бы история о двух нелегитимных императорах – Екатерине Великой и Алек-

сандре I. О последнем он пишет: «Покойный государь окружён был убийцами его отца. Вот причина, почему при жизни его никогда не было бы суда над молодыми заговорщиками, погибшими 14 декабря. Он услышал бы слишком жёст­кие истины. NB».

О Екатерине II ещё в 1822 году Пушкин писал: «Возведённая на престол заговором нескольких мятежников, она обогатила их на счёт народа и унизила беспокойное наше дворянство… Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество». Таких оценок вы не найдёте в современной Пушкину историографии России.

Пушкина крайне интересовала методология исторической науки. Он был против фетишизации законов развития общества, распространения особенностей становления западного образа жизни католической Европы на другие цивилизации. Специфика формирования отдельных территорий, отдельных народов должна занимать решающее место в исторических прогнозах. История не терпит сослагательного наклонения. Ох, как ещё терпит. История и есть сослагательное наклонение. А во что оно реализовалось – не есть закономерность. Послушайте великие слова Пушкина: «Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою; что история её требует другой мысли, другой формулы, как мысли и формулы, выведенные… из истории христианского Запада. Не говорите: иначе нельзя было быть.

Коли была бы это правда, то историк был бы астроном и события жизни человечества были бы предсказаны в календарях, как и затмения солнечные. Но провидение не алгебра. Ум человеческий, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик, он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно ему предвидеть случая – мощного, мгновенного орудия провидения. Один из остроумнейших людей XVIII столетия предсказал Камеру французских депутатов и могущественное развитие России, но никто не предсказал ни Наполеона, ни Полиньяка» (ПСС, М., 1958, т. VII, с. 144).