Газета День Литературы - Газета День Литературы # 118 (2006 6)

Однако, когда поэтесса ушла из жизни, немцев под Москвой не было, они были на расстоянии 400 километров от столицы. 19 октября фашисты занимают Можайск, их отделяет от Москвы всего 110 километров, — Пастернак же пятью днями раньше отбыл в эвакуацию. А подъем, о котором говорит Быков, начался еще весной, "после Гамлета", с написания, по словам Бориса Леонидовича, лучшего из того, что им когда-либо было создано.

Или рассуждения о причинах самоубийства М.Цветаевой Дмитрий Быков заканчивает так: "Дело было в апокалипсических предчувствиях, в атмосфере конца времен". То есть автором книги высказана точка зрения, которой вслед за Л.Чуковской придерживаются многие исследователи. И, думаю, по-человечески и профессионально было бы правильно сослаться на родословную данной версии, а не претендовать на роль первооткрывателя. Комментировать эту гипотезу самоубийства Цветаевой не буду, свое — иное — мнение о причинах гибели поэтессы я уже высказал ("День литературы", 2003, № 11).

Хотелось бы, чтобы быковская точка зрения на цветаевское восприятие революции и гражданской войны как на "великое испытание, посланное народу (и красным, и белым, временами для нее неразделимым) для великого же духовного преображения" хотя бы минимально аргументировалась творчеством поэтессы. Эта точка зрения легко опровергается "Лебединым станом", циклом стихотворений 1917-1920 годов, вершинным в творчестве Цветаевой.

"Лебединый стан" не оставляет камня на камне и от быковской характеристики позиции Цветаевой как "соглядатая великого перелома, романтического поэта, которому предложили единственно достойное его зрелище". Не случайно данный цикл в книге Д.Быкова даже не упоминается.

Возразят: нельзя по одной главе в 16 страниц, составляющих около двух процентов книги, делать выводы о ее качестве. Отвечу: конечно, нельзя. Однако ситуация принципиально не меняется на протяжении всей книги. Так, в главе "В зеркалах: Маяковский" проявляются те же фактографически-математические проблемы. Д.Быков называет 30 декабря 1929 года последней попыткой примирения Пастернака, Лефовцев с Маяковским, во время которой выступал Н.Асеев. Далее в книге сообщается: "Автор речи даже не догадывался, что вступление Маяковского в РАПП — дело решенное, до него меньше месяца". Но, как известно, в РАПП Маяковский вступил 6 февраля 1930 года, то есть до этого события оставалось более месяца. Или четырнадцатью страницами раньше утверждается: "Маяковский десять месяцев проводит в тюрьме при царизме … ". Чем при этом руководствуется Быков — непонятно, ибо суммарный срок пребывания Маяковского в заключении во время трех арестов составляет почти восемь месяцев. Конечно, Быков не столь неточен, как Маяковский, который из 4 месяцев 20 дней, проведенных в Бутырках, сделал 11 месяцев ("Я сам").

Показательно, что в шестерку первых поэтов ХХ века у Быкова попадает Маяковский и не попадает Есенин. Автор книги по-разному пытается обелить, облагородить, очеловечить во многом созвучного ему поэта-космополита, одного из самых первых в истории отечественной литературы химически чистого русскоязычного писателя. Быков, в отличие от многих, находит высокую поэзию в творчестве Маяковского и послереволюционного периода.

Уже в самом начале главы в шедевры зачисляются "Про это", "Юбилейное", "Разговор с фининспектором о поэзии". Через семь страниц Быков говорит на эту тему более загадочно, говорит о "многих отличных стихах первой половины двадцатых". А заканчивается эта тема так: "Даже и в самые безнадежные, глухие годы для поэзии … , — у него случались проблески истинной, великолепной лирики, какие есть и в "Хорошо", и в посвящении "Товарищу Нетте — пароходу и человеку", и в стихотворном послании Горькому, и в мексиканских, и в парижских стихах … ".

Вызывает удивление и тезис о затравленности Маяковского к двадцать седьмому году. Правда, через десять страниц утверждается прямо противоположное: "обрушиться на позднего (Маяковского. — Ю.П.) значило бы впасть уже в прямую антисоветчину". А еще через страницу сообщается, что уже в конце двадцатых годов поэт и его единомышленники впадают в немилость власти.

Травля — это когда не печатают, когда из 301 отзыва только 3 положительных, когда навешивают идеологические ярлыки: "русский фашист", "кулацкий писатель" и т.д. Ничего подобного в жизни Маяковского не было и быть не могло. Сам же он в травле других явно преуспел… И говорить, как Быков, что "страна его не понимала и понимать не желала — видать, он не ошибся, когда выкрикнул истерически: "Я не твой, снеговая уродина!" — это значит окончательно утратить чувство литературной реальности, способность логически мыслить.

Во-первых, оперировать такими огромными категориями, как "страна", пусть и с подачи Маяковского, непродуктивно. Во-вторых, большая часть читателей поэта не только понимала, но и боготворила. В-третьих, оскорбительные слова, адресованные тысячелетней, традиционной России, слова, сказанные в 1916 году, вводить в контекст конца 20-х годов как реальность данного времени, как проклятие СССР — это и откровенный подлог, шулерство, и подмена понятий, и изнасилование Маяковского. В первую очередь потому, что "стране-подростку", "моей" стране, которую он любил, "вынянчил" и т.д., таких слов он адресовать не мог ни при каких обстоятельствах. И еще — в оригинале в приведенной строке из стихотворения "России" восклицательный знак отсутствует. Я, конечно, понимаю, что Быков, как говорят, поэт, но все же…

Итак, почти каждое суждение Д.Быкова о Маяковском в этой большой главе в 33 страницы требует комментариев-возражений, что я по понятным причинам делать не буду…

Остается верен себе Д.Быков и в главе о Блоке и Пастернаке. Приведу лишь некоторые вершинные суждения, открытия жизнеописателя-исследователя. Происхождением — дворянским у Блока и интеллигентски-еврейским у Пастернака — Быков объясняет позиции в 17 году и последующий период. Именно происхождением была "предопределена некоторая второсортность пастернаковской позиции". И далее, что не строчка, то "шедевр", то верх фантазии и нелепости. Например, быковский тезис о призыве Блока наслаждаться величием гибели развивается и иллюстрируется так: "И потому в блоковском отчаянии — да, гибель, но гибель от стихии, в великий час и от великих причин, — есть истинное благородство: "Я знаю — то Бог меня снегом занес, то вьюга меня целовала!"

Не комментируя версию Быкова, обращаю внимание только на то, как она аргументируется. Автор "Пастернака" восприятие Блоком революции иллюстрирует цитатой его стихотворения "Поэты". А оно опубликовано в 1908 году, первая черновая редакция появилась в 1903 году. В этом стихотворении выражена символистски-модернистская идея противопоставления поэта всем остальным, обывательскому болоту, к которому относятся и читатель, и критик. То есть утверждается идея избранничества, небожительства, которую Блок не раз резко и справедливо критиковал. Показательна и его поздняя реакция на это стихотворение: "Отвратительный анархизм несчастного пьяницы".