Газета День Литературы - Газета День Литературы # 132 (2007 8)

Уголёк сквозит воочью

Из коленного нутра.

И тогда я снова в храме,

Где полы из плитняка.

… А скала на Валааме

Из единого куска.

БОМЖ ВЕЛИКАНОВ

Бомжа звали по фамилии – Великанов.

О своей нынешней жизни – пятнадцать лет перестройки прошли, как пятнадцать суток! – он говорить не любит.

Да и что говорить, если вся его нынешняя жизнь проходит возле мусорных бачков да в поиске пивных банок.

Но к вечеру, когда повезёт, Великанов покупает пару пузырьков "Красной шапочки", и, отдыхая с товарищами, у мусорного бачка, любит поговорить о своей семье...

Начало этой повести я пропустил...

Когда в тот вечер я появился с помойным ведром в соседнем дворе – наши мусорные бачки по какой-то неведомой причине отсутствовали, а сваливать мусор прямо на асфальт в такую прекрасную погоду я постеснялся – бомж Великанов уже повествовал о необыкновенной плодовитости своего деда.

Как я понял, у деда Великанова было двенадцать сыновей, и шесть дочерей, и все – с самого раннего возраста трудились в поле...

И до женитьбы спину не разгибали, а когда поженились, за двоих вкалывали.

Если верить подсчётам самого бомжа, то с начала советской власти до войны сообща они триста лет стажа заработать успели. Ну, а если трудовой стаж зятьев и невесток прибавить – в три очереди ведь обедали, столько народу в семье было! – то, как раз пять столетий получится.

Нельзя сказать, что я не обращал внимания на нашествие помойных людей, копошащихся возле помойных бачков.

Но они существовали даже не безлико, а где-то за границами восприятия. Не обращая ни на кого внимания, рылись они в помойке, что-то извлекая из ее зловонных глубин, и у них с их ответной приниженностью восприятия, просто не могло оставаться никаких человеческих воспоминаний...

Поэтому-то так и заинтересовала меня история семьи Великанова, этого больше похожего на романтических босяков из спектакля по пьесе Максима Горького, чем на наших современных бомжей человека.

Слушая его, я бумажка за бумажкой выкладывал в бачок мусор, но как не тянул время, мусора в моём ведре на всю жизнь бомжа не хватило.

– А ты чего здесь ту суёшься? – спросил Великанов. – Если кирнуть хочешь, то у нас выпито всё...

И он показал мне пустую бутылку.

К счастью, я нащупал в кармане своих спортивных штанов деньги. Вытащил купюру – это оказалось пятьдесят рублей.

Дальше уже проще было.

Собутыльник, подхватив бумажку, исчез, а я получил право усесться рядом с бомжом на освободившийся ящик.

Густо пованивало от Великанова, и от мусорного бачка пахло прямо в нас, но я не обращал внимания на запахи – так захватила меня история этой русской семьи.

Война будто катком, по семье Великановых прокатилась...

Кто на фронте погиб, кто под бомбежками, кто в оккупации сгинул...

Трое внуков Великанова и осталось всего от семьи...

Но не растерялись...

И сами выросли, и новых сыновей и дочерей нарожали, и так получилось, что больше, чем в предвоенные годы, семья стажа заработала.

Только кроме этого стажа в 1991 году ничего не осталось.

Потому как пришли абрамовичи и березовские, захватили все заводы и фабрики, все газопроводы и нефтяные скважины...

Ничего великановской семье кроме тысячи лет трудового стажа не осталось...

Ну, и получилось так, что почище войны реформы по семье прошлись... Кто из необъятной семьи от палёной водки сгорел, кто от болезней.

– Да-да... – участливо вздохнул вернувшийся с выпивкой собутыльник бомжа Великанова. – Это ты верно говоришь... Не каждый сумеет при нынешних порядках от разрыва сердца удержаться...

– Да... – подтвердил и сам Великанов. – В общем, опять только трое братьев нас осталось от всей семьи.

– Работают где или на пенсии?

– Не... Бомжами все, как и я, устроившись...

Мы сидели в обычном городском дворике под больными деревьями.

У наших ног ворковали голуби.

Было тихо.

Какой-то мягкий, чуть пованивающий гнилью покой обволакивал нас, и я, сам ужасаясь этому, подумал вдруг, что давно не видел таких счастливых людей.

И ещё счастливее стали бомжи, когда увидели, что я не тронул протянутый мне стакан.

– Да... – сказал Великанов. – Вот так... Ну да что там... И он чокнулся с приятелем.

– А чего... – миролюбиво сказал тот. – Если подумать, то очень даже неплохо ты, Великанов, устроились... Подвал хороший у тебя ...

– Это да... Да... – подтвердил Великанов.

– Милиция-то не трогает? – спросил я.

– А чего милиция? – заступился за Великанова собутыльник. – Милиция уважает его.

– За тысячелетний стаж? – съехидничал я, и Великанов, хоть и был уже пьян, обиделся.

– Ну в бомжах ещё тысячи лет не наберётся, – неожиданно трезво сказал он. – Но ты все равно имей в виду, что занята эта территория... А когда я загнусь – вот он тут хозяином будет.

И он ткнул чёрным как у негра пальцем в своего собутыльника.

– Да я и не претендую... – я взял ведро и встал. – Я же просто так, мужики... – Тут непонятка вышла... Я просто поговорить хотел, какую, понимаешь ли, жизнь Гайдар с Чубайсом для России устроили...

– И Гайдаря ты, парень, не ругай... – не поддаваясь, сказал Великанов.

– Чего?! – позабыв, что собрался уходить, я поставил снова на землю ведро. – А Гайдара-то чего ты защищаешь?!

– А того... – пошатнувшись, Великанов встал. – Того и защищаю, что Гайдар в мой мусорный бачок лазать не будет, как некоторые...

Похоже, было, что Великанов всерьёз меня за конкурента принял.

И переубедить его в этом было затруднительно.

Я не стал пробовать...

Взял своё пустое мусорное ведро и пошёл домой.

Был ясный и тёплый весенний вечер...

МИНДАЛЬНЫЕ ПИРОЖНЫЕ

Подпрыгнув на выбоине, машина въехала во двор.

Сбоку, у кирпичной стены брандмауэра стояли автомобили. Здесь, пытаясь попасть в открытую дверцу, покачивался возле "Вольвы" пьяный мужик в коричневой кожаной куртке.

– Ещё один в клиенты к нам наладился... – вздохнула Ольга. – И куда такому пьяному за руль?

– А чего? – без улыбки ответил водитель. – Парень из крутых будет. Таким только в машину забраться, а дальше прямо едут. Даже на поворотах не сворачивают!

Обогнув помойку с полузасыпанными мусором грязно-синими бачками, "скорая помощь" остановилась у двухэтажного, пристроенного к брандмауэру зданьица.

– Здесь остановиться? – спросил водитель.

– Попробуем здесь... – Ольга оглянула тускло освещённый светом белой ночи двор.

У глухой стены росло два тополя, и сероватой плесенью облетающего с них пуха затягивало выщерблины в асфальте, ступеньки крылечка...

Вместе, с медсестрой Зоей Ольга поднялась на второй этаж. На лестничной площадке пахло мочой, кошками. На ступеньках лестницы белели предвыборные рекламки. Рекламки тоже были затянуты плесенью тополиного пуха.