Лев Гинзбург - Бездна. Повествование, основанное на документах.

Тут Жирухин впервые потерял самообладание, хлопнул ладонью по столу.

— Вы эти методы оставьте! Я на вас жаловаться буду! Завтра же пойду в горком…

Он искоса взглянул на следователя, чтобы проверить, как воспринимается это слово «пойду»: нет ли на лице следователя усмешки, — мол, «никуда ты уже не пойдешь, потому что мы тебя арестуем». И если бы он заметил такую усмешку, ему, возможно, стало бы легче — хотя бы от определенности, от сознания того, что участь его уже решена. Но следователь ничего не ответил, даже пожал плечами, как бы говоря: «Можете идти куда угодно, это ваше дело, а мое дело — во всем разобраться». И Жирухин, слегка успокоившись, усмотрев «шансик», вновь осмелел:

— Какие у вас доказательства? Что я делал в зондеркоманде, могут знать только два человека: командир взвода Федоров и помкомвзвода Скрипкин — мои непосредственные начальники. Их и спрашивайте…

Он с вызовом посмотрел на следователя, так как хорошо знал, что Федоров убит, а Скрипкин еще в 1945 году сбежал к американцам.

Следователь нажал на кнопку звонка.

Несколько минут оба молчали, наконец дверь отворилась, и в кабинет ввели Скрипкина.

— Что ж, Николай Павлович, мы удовлетворили вашу просьбу, — сказал следователь. — Узнаёте этого человека?

Жирухин побелел, но не растерялся, превозмог себя и ответил почти радостно, давая понять, что очень рад этой встрече, которая немедленно все прояснит и установит истину:

— Конечно, узнаю! Скрипкин…

Теперь он с нескрываемым любопытством смотрел на Скрипкина: «А ты каким образом здесь очутился?» — пытаясь в то же время угадать, какую по отношению к нему позицию Скрипкин сейчас займет и чего ему следует ждать от этой встречи. Но Скрипкин, обведя Жирухина тяжелым взглядом и не обращая больше на него никакого внимания, отрапортовал:

— Сидящий здесь человек — Жирухин Николай, с которым вместе я проходил службу в эсэсовских частях и который вместе со мной принимал непосредственное участие в злодейском истреблении ни в чем не повинных советских граждан…

С этой минуты Жирухин почувствовал, что идет ко дну, тонет, и вот уже два месяца он

погружался все глубже, так что даже голос следователя доносился до него словно издалека, с поверхности…

…Жирухин был родом из-под Тихвина, имел образование «незаконченный лесотехникум», до призыва работал в пожарной охране, а с 1940 года по 1942-й служил «баталером», то есть писарем-кладовщиком, новороссийской гарнизонной гауптвахты. Из подразделения он исчез 8 сентября 1942 года — за день до вступления в Новороссийск немцев: был послан на склад за продуктами и не вернулся. Его сочли пропавшим без вести, но уже через некоторое время на гауптвахту, которая перебазировалась в Кабардинку и вместе с войсками вела оборонительные бои, просочились из Новороссийска сведения о том, что «Колька Жирухин, писарь, служит у немцев в гестапо, ходит по домам и выявляет жен комсостава» и что, когда одна из этих опознанных Жирухиным женщин в отчаянии крикнула: «Ты же комсомолец!» — он ей в циничной форме ответил: «Я тебе покажу, какой я комсомолец!» — и сопроводил эти слова нецензурными ругательствами.

Так примерно было написано в донесении, которое начальник гауптвахты, старший лейтенант Васильев, послал тогда по дистанции. Васильев имел много неприятностей из-за Жирухина, но в конце концов отделался дисциплинарным взысканием «за потерю бдительности» и «плохое изучение личного состава». Васильев принял это взыскание как должное, хотя, по правде говоря, так и не мог понять, как ему следовало лучше изучать личный состав, в том числе и Жирухина, который в течение целого года спал с ним чуть ли не на одной койке, делился сокровенными мыслями и ни разу не проявлял каких-либо нездоровых или подозрительных настроений. Человеку в душу не заглянешь — поди угадай, что у него там творится. Жирухин казался исполнительным матросом, свои обязанности выполнял добросовестно, разве что был несколько хитроват, слишком уж смекалист и норовил иногда угодить начальству: скажем, попросишь его принести с кухни обед, так он тебе в котелок мяса наложит сверх всяких норм и еще водочки предложит достать. Но тут ничего особенного вроде и нет; все они, писаря, народ дошлый… Может, в город его не стоило отпускать? Но почему проявлять к человеку недоверие?

Словом, Жирухин подвел всех, и когда в 1943 году, в феврале, была совершена легендарная десантная операция в Новороссийск, на Малую землю, Васильев приказал своим ребятам разыскать Жирухина и доставить его в подразделение живым или мертвым.

Но, конечно, никто Жирухина разыскать не мог: он был уже далеко от Новороссийска, и след его затерялся окончательно.

А личный состав гауптвахты, влившись в одну из действующих частей, продолжал под командованием старшего лейтенанта Васильева боевой путь…

С Жирухиным же произошло вот что.

8 сентября, получив со склада продукты, он решил навестить свою знакомую — Валентину, проживающую по улице Козлова, 62. Заехал к ней, посидели, выпили. На окраине шли бои, надо было торопиться, но Жирухин захмелел — сил не было подняться с постели.

На рассвете, когда проснулся, первая мысль была, что его могут накрыть патрули, взять как дезертира; представил себе лицо Васильева, трибунал. Он в ужасе вскочил, глянул в окно и обмер: по улице шли немецкие автоматчики…

И тут же его пронзило острое, самого его испугавшее чувство. Это было чувство освобождения от ответственности. Он как бы очутился за границей, где уже не действуют законы его страны и где с него полностью снимаются гражданские обязанности, до сегодняшнего дня определявшие всю его жизнь.

Эти фашистские автоматчики, шедшие сейчас по улице Козлова, одним своим присутствием здесь освобождали его от необходимости возвращаться в часть, отчитываться перед Васильевым, продолжать службу или нести ответственность перед трибуналом.

Еще не сознавая всего до конца, он внутренне принял от немцев эту новую, открывшуюся перед ним возможность. И в тот самый момент, когда он принял эту возможность и почувствовал мгновенное облегчение оттого, что с него снят долг, он стал предателем.

Жирухин отошел от окна, присел на кровать и, опустив голову, спросил Валентину:

— Что же теперь делать?

Начали прикидывать, соображать. У Валентины имелся раскулаченный дядя, это могло быть немцами учтено: как-никак «семья, пострадавшая от большевизма». Если же немцы «не учтут» и если правда все то, что о них пишут в газетах, то надо будет искать партизан или подпольщиков и устроиться к ним, а те уж примут Жирухина наверняка, поскольку он комсомолец и черноморский матрос…

…- Ну, так как же вы попали к немцам на службу?