Б Соколов - Булгаков

«В КАФЭ», фельетон. Опубликован: «Кавказская газета», Владикавказ, 1920, 5/18 янв. В этом фельетоне усугублены мрачные прогнозы будущего России, данные еще в более ранних «Грядущих перспективах» (1919). В автобиографии 1924 г. Булгаков сообщал, что «в начале 1920 года я бросил звание с отличием (имеется в виду диплом с отличием, полученный им по окончании медицинского факультета Киевского университета. — Б.С.) и писал», а в автобиографии 1937 г. отнес это событие даже к 1919 г. Судя по тексту В к., к моменту создания фельетона автор уже оставил работу военного врача (она запечатлена в рассказе «Необыкновенные приключения доктора») и стал профессиональным журналистом. Скорее всего, он был причислен к тем сотрудникам Освага (Осведомительного агентства — отдела печати белого правительства Юга России), которые получали от него жалованье и обязаны были писать в местные газеты. Вероятно, увольнение Булгакова от должности военного врача произошло на рубеже 1919–1920 гг. (1919 г. — по старому стилю (юлианскому календарю), принятому у белых, 1920 г. — по новому стилю (григорианскому календарю), восстанавливавшемуся на территориях, занимаемых красными). Автор в фельетоне имеет врачебное свидетельство, освобождающее его от военной службы по болезни. Скорее всего, уволили Булгакова от должности военного врача вследствие контузии, полученной Булгаковым в ноябре 1919 г. во время похода за Шали-аул (об этой контузии он упоминает в своем дневнике «Под пятой» в записи от 23 декабря 1924 г.). Приход в журналистику был осознанным решением автора В к. В дневниковой записи 6 ноября 1923 г. Булгаков подтвердил это: «… В литературе вся моя жизнь. Ни к какой медицине я никогда больше не вернусь… Ничем иным я быть не могу, я могу быть одним — писателем».

Вечер в кафе, описанный в фельетоне, происходит уже после взятия 8 января 1920 г. войсками Красной Армии Ростова-на-Дону, «второй столицы», наряду с Екатеринодаром, Вооруженных Сил Юга России, возглавлявшихся генералом А.И.Деникиным (1872–1947). Весть об этом дошла до отстоящего сравнительно далеко от линии фронта Владикавказа и вызвала здесь панику. В фельетоне нет намека даже на казенный, подцензурный оптимизм. Тыловая публика, столь колоритно запечатленная в романе «Белая гвардия», здесь показана впервые и без всякой пощады. Писатель, как позднее в финале фельетона «Похождения Чичикова», мысленно обращается к «господину в лакированных ботинках», цветущему, румяному человеку явно призывного возраста с предложением «проехать на казенный счет на фронт, где вы можете принять участие в отражении ненавистных всем большевиков». Однако Булгаков прекрасно сознает, что не в воображении, а в жизни — такого господина и прочую кофейную публику на фронт не загонишь кнутом и не заманишь пряником. Автор признается: «Я не менее, а может быть, даже больше вас люблю спокойную мирную жизнь, кинематографы, мягкие диваны и кофе по-варшавски!

Но, увы, я не могу ничем этим пользоваться всласть!

И вам и мне ничего не остается, как принять участие так или иначе в войне, иначе нахлынет на нас красная туча, и вы сами понимаете, что будет…

Так говорил бы я, но увы, господина в лакированных ботинках я не убедил бы.

Он начал бы бормотать или наконец понял бы, что он не хочет… не может… не желает идти воевать…

— Ну-с, тогда ничего не поделаешь, — вздохнув, сказал бы я, — раз я не могу вас убедить, вам просто придется покориться обстоятельствам!

И, обратившись к окружающим меня быстрым исполнителям моих распоряжений (в моей мечте я, конечно, представил и их как необходимый элемент), я сказал бы, указывая на совершенно убитого господина:

— Проводите господина к воинскому начальнику!

Покончив с господином в лакированных ботинках, я обратился бы к следующему…

Но, ах, оказалось бы, что я так увлекся разговором, что чуткие штатские, услышав только начало его, бесшумно, один за другим, покинули кафе.

Все до одного, все решительно!

. . . . . . . . . . . . . . . .

Трио на эстраде после антракта начало «Танго». Я вышел из задумчивости. Фантазия кончилась.

Дверь в кафе все хлопала и хлопала.

Народу прибывало. Господин в лакированных ботинках постучал ложечкой и потребовал еще пирожных…

Я заплатил двадцать семь рублей и, пробравшись между занятыми столиками, вышел на улицу».

Автор В к. продемонстрировал бессилие деникинской власти, не способной направить на фронт окопавшихся в тылу, как позже в пьесе «Бег» он показал бессилие власти крымского правительства генерала барона П. Н. Врангеля (1878–1928). Булгаков — убежденный сторонник правового порядка в обществе, когда всякий нарушивший его несет быструю ответственность за это. Такого порядка не оказывается и при новой коммунистической власти. Поэтому в «Похождениях Чичикова» автор-демиург покарать мошенников может только в фантастическом сне, в неприглядной же реальности они, как и тыловые приспособленцы В к., торжествуют и благоденствуют.

В романе «Девушка с гор» (1925) не слишком симпатизировавший Булгакову Юрий Слезкин (1885–1947) писал, что восходивший к автору В к. герой «не пел гимнов добровольцам». Этими же словами можно охарактеризовать булгаков-скую позицию в фельетоне. Однако честный взгляд на события уже не мог принести пользу Добровольческой армии, окончательно проигравшей войну.

«В НОЧЬ НА 3-Е ЧИСЛО», рассказ, имеющий подзаголовок «Из романа «Алый мах»». Опубликован: Накануне, Берлин — М., 1922, 10 дек… Литературное приложение. Если «Алый мах» — не мистификация, то, скорее всего, это первоначальное название романа «Белая гвардия». Текст рассказа чрезвычайно близок к тексту того окончания «Белой гвардии», которое не было опубликовано из-за закрытия журнала «Россия». Рассказ отличается от «Белой гвардии» прежде всего фамилиями героев. Доктор Алексей Турбин здесь именуется доктором Михаилом Бакалейниковым, Николка Турбин — Колькой Бакалейниковым, Леонид Юрьевич Шервинский — Юрием Леонидовичем, Елена Тальберг — Варварой Афанасьевной, причем в тексте В н. на 3-е ч. она не сестра доктора Бакалейникова, а его жена. Из персонажей «Белой гвардии» в рассказе под тем же именем фигурирует инженер Василий Лисович. Имена героев В. н. на 3-е ч. гораздо ближе к именам реальных прототипов. Для Михаила Бакалейникова и Алексея Турбина прототипом послужил сам Михаил Булгаков, для Кольки Бакалейникова и Николки Турбина — его брат Николай, для Варвары Афанасьевны и Елены Турбиной-Тальберг — сестра Варвара Афанасьевна Булгакова (по мужу — Карум), для Юрия Леонидовича и Леонида Юрьевича Шервинского — друг Булгакова и двоюродный брат мужа Вари Булгаковой Леонида Сергеевича Карума (1888–1968) Юрий Леонидович Гладыревский. По свидетельству первой жены Булгакова Т.Н. Лаппа, описанный в В н. на 3-е ч. и в соответствующих главах «Белой гвардии» эпизод имел место в действительности, когда в ночь со 2-го на 3-е февраля 1919 г., во время отступления петлюровских войск из Киева, Булгаков был мобилизован как военный врач, видел страшное убийство еврея у Цепного моста, а затем смог отстать от петлюровцев и, рискуя быть расстрелянным за дезертирство, добрался домой, запыхавшись от быстрого бега и испытав сильное нервное потрясение. Тогда Т. Н. Лаппа на самом деле ждала мужа вместе с В. А. Булгаковой (Карум) и братьями Иваном и Николаем Булгаковыми. В В н. на 3-е ч. запечатлено потрясшее автора убийство еврея: «Первое убийство в своей жизни доктор Бакалейников увидал секунда в секунду на переломе ночи со 2-го на 3-е число. В полночь, у входа на проклятый мост… Пан куренный не рассчитал удара и молниеносно опустил шомпол на голову. Что-то кракнуло, черный окровавленный не ответил уже «ух». Как-то странно, подвернув руку и мотнув головой, с колен рухнул на бок и широко отмахнув другой рукой, откинул ее, словно побольше хотел захватить для себя истоптанной, унавоженной белой земли.