Б Соколов - Булгаков

Амфитеатров, как убежденный позитивист, считал, что все «мистические» явления поддаются строго научному объяснению за счет больного воображения, гипноза или психических заболеваний, порождающих галлюцинации. Последователь натурализма французского писателя Эмиля Золя (1840–1902), он многие произведения, вроде романа «Жар-цвет» и исследования о дьяволе, писал как антиоккультные, выражая в них свои взгляды по вопросам Д. в полном соответствии с натуралистической поэтикой. В «Жар-цвете» профессор-психиатр говорит Дебрянскому: «Звуковые галлюцинации — еще половина горя, а уж если пошли зрительные…» В «Мастере и Маргарите» «молчаливой галлюцинацией» называет себя Бегемот. Однако, в соответствии с булгаковской поэтикой, присутствующее здесь рациональное объяснение (в виде гипноза и шизофрении) для сверхъестественных событий далеко не исчерпывает происходящего.

«ДЕНЬ НАШЕЙ ЖИЗНИ», фельетон. Опубликован: Накануне, Берлин — М., 1923, 2 сент. В Д. н. ж. заметно влияние прозы А. Белого: фельетон полностью состоит из прямой речи — диалогов и реплик, всего того, что слышит автор в течение одного дня дома, на улице и на службе. Здесь передана скандальная атмосфера квартиры № 50 в доме 10 по Б. Садовой, где в то время проживал писатель со своей первой женой Т. Н. Лаппа. Эта квартира позднее отразилась в Нехорошей квартире «Мастера и Маргариты». Упоминаемая в Д. н. ж. скандалистка Анна Тимофеевна имела общего прототипа с Аннушкой Пыляевой рассказа «№ 13. — Дом Эльпит-Рабкоммуна» и Аннушкой-Чумой последнего булгаковского романа — соседку Булгаковых Анну Горячеву. О ней вспоминала Т. Н. Лаппа: «…На той стороне коридора, напротив, жила такая Горячева Аннушка. У нее был сын, и она все время его била, а он орал. И вообще там невообразимо что творилось. Купят самогону, напьются, обязательно начинают драться, женщины орут: «Спасите! Помогите!»… Ей лет шестьдесят было. Скандальная такая баба. Чем занималась — не знаю. Полы ходила мыть, ее нанимали…» Отметим, что в Д. н. ж. Анна Тимофеевна ругается не с сыном, а с дочерью-комсомолкой. Фигурирующий в фельетоне извозчик («Я катал… На резвой, ваше высокоблагородие!») в «Мастере и Маргарите» трансформировался в лихача, предлагающего доставить в лечебницу Ивана Бездомного («— А вот на беговой! Я возил в психическую!»). Разговоры в ресторане Дома Печати («Ваше здоровье. Братья писатели!.. Семь раз солянка по-московски!…Эх, гармония хороша! Еду на Волгу! Переутомился я!») предвосхищают курортно-гастрономические разговоры в ресторане Дома Грибоедова. В финале Д. н. ж. пьяный умоляет «разбудить меня непременно, чтоб меня черт взял, в десять минут пятого… нет, пять десятого…» В «Мастере и Маргарите» черт, точнее Воланд, действительно взял и выбросил в Ялту не успевшего толком протрезветь обитателя Нехорошей квартиры — Степана Богдановича Лиходеева.

В Д. н. ж. Булгаков иронизирует над так называемой «общенародной собственностью». Безымянная героиня, у которой лопнула купленная в Государственном Универсальном магазине юбка, на возмущенное восклицание: «Вот тебе твой ГУМ универсальный!» получает резонный ответ: «Он такой же мой, как и твой. Сто миллионов носки на один день». Критика госторговли была продолжена в повести «Собачье сердце» (1925), где профессор Преображенский убеждает окружающих: «Нигде кроме такой отравы не получите, как в Моссельпроме», перефразируя известный рекламный лозунг Владимира Маяковского (1893–1930): «Нигде кроме как в Моссельпроме!»

«ДНИ ТУРБИНЫХ», пьеса. Премьера состоялась во МХАТе 5 октября 1926 г. В апреле 1929 г. Д. Т. были сняты с репертуара, а 16 февраля 1932 г. возобновлены и сохранялись на сцене Художественного театра вплоть до июня 1941 г. Всего в 1926–1941 гг. пьеса прошла 987 раз. При жизни Булгакова не печаталась. Впервые: Булгаков М. Дни Турбиных. Последние дни (А. С. Пушкин). М.: Искусство, 1955. В 1934 г. в Бостоне и Нью-Йорке были опубликованы два перевода Д. Т. на английский язык, выполненные Ю. Лайонсом и Ф. Блохом. В 1927 г. в Берлине появился сделанный К. Розенбергом перевод на немецкий язык второй редакции Д. Т., носившей в русском оригинале название «Белая гвардия» (издание имело двойное название: «Дни Турбиных. Белая гвардия»). Д. Т. были написаны по мотивам романа «Белая гвардия», и первые две редакции пьесы носили одинаковое с ним название. Работу над первой редакцией пьесы «Белая гвардия» Булгаков начал в июле 1925 г. Еще 3 апреля 1925 г. он получил приглашение режиссера МХАТа Б. И. Вершилова придти в театр, где ему предложили написать пьесу на основе романа «Белая гвардия». У Булгакова замысел подобной пьесы зародился еще в январе 1925 г. В какой-то мере этот замысел продолжал идею, осуществленную во Владикавказе в ранней его пьесе «Братья Турбины» в 1920 г. Тогда автобиографические герои (Турбина — девичья фамилия бабушки Булгакова со стороны матери, Анфисы Ивановны, в замужестве — Покровской) были перенесены во времена революции 1905 г. В пьесе «Белая гвардия», как и в романе, Булгаков использовал собственные воспоминания о жизни в Киеве на рубеже 1918–1919 гг. В начале сентября 1925 г. он читал в присутствии Константина Сергеевича Станиславского (Алексеева) (1863–1938) первую редакцию пьесы в театре. Здесь были повторены почти все сюжетные линии романа и сохранены его основные персонажи. Алексей Турбин еще оставался военным врачом, и среди действующих лиц присутствовали полковники Малышев и Най-Турс. Эта редакция не удовлетворила МХАТ из-за своей затянутости и наличия дублирующих друг друга персонажей и эпизодов. В следующей редакции, которую Булгаков читал труппе МХАТа в конце октября 1925 г., Най-Турс уже был устранен и его реплики переданы полковнику Малышеву. А к концу января 1926 г., когда было произведено окончательное распределение ролей в будущем спектакле, Булгаков убрал и Малышева, превратив Алексея Турбина в кадрового полковника-артиллериста, действительного выразителя идеологии белого движения. Отметим, что артиллерийским офицером в 1917 г. служил муж сестры Булгакова Надежды Андрей Михайлович Земский (1892–1946). Возможно, знакомство с зятем побудило драматурга сделать главных героев Д. Т. артиллеристами. Теперь наиболее близкий к автору герой — полковник Турбин давал белой идее катарсис своей гибелью. К этому моменту пьеса в основном сложилась. В дальнейшем под воздействием цензуры была снята сцена в петлюровском штабе, ибо петлюровская вольница в своей жестокой стихии очень напоминала красноармейцев. Отметим, что в ранних редакциях, как и в романе, «оборачиваемость» петлюровцев в красных подчеркивалась «красными хвостами» (шлыками) у них на папахах. Возражение вызывало название «Белая гвардия». К. С. Станиславский под давлением Главреперткома предлагал заменить его на «Перед концом», которое Булгаков категорически отверг. В августе 1926 г. стороны сошлись на названии «Дни Турбиных» (в качестве промежуточного варианта фигурировала «Семья Турбиных»). 25 сентября 1926 г. Д. Т. были разрешены Главреперткомом только во МХАТе. В последние дни перед премьерой пришлось внести ряд изменений, особенно в финал, где появились все нарастающие звуки «Интернационала», а Мышлаевского заставили произнести здравицу Красной Армии и выразить готовность в ней служить: «По крайней мере, я знаю, что буду служить в русской армии».