Газета Завтра Газета - Газета Завтра 872 (31 2010)

И всё же жизнь Баха вовсе не состояла из одних обид и препирательств с чиновниками. Он был патриархом большой, поистине библейской семьи. Мария Барбара родила ему 4-х детей, двое из которых были необычайно музыкально одарены — уникальный баховский ген продолжал пробивать скалы времени! Не потому ли и слово "Бах" переводится как ручей?

Овдовев, Иоганн Себастьян женился на молодой певице Анне Магдалене, которая стала матерью 16-ти маленьких Бахов (правда, половина детей умерли в детстве, что типично для того времени). И снова двое мальчиков были исключительно талантливы!

Представим себе обычный, но такой сказочный вечер в доме Бахов. Горят свечи. Хозяин — за клавесином, совершенно играет божественную музыку и одновременно руководит семейным оркестром. Хозяйка поёт — легко, нежно, чисто. Подростки уверенно играют на всём, на чём только можно — скрипках, альтах, флейтах, трубах. И даже самый маленький карапуз ритмично звякает треугольником!

А ведь это счастье…

БАХ: АРИЯ ИЗ "СТРАСТЕЙ"

История сохранила удивительный документ: песню Баха для домашнего исполнения с его собственными стихами. Вот они:

Всегда, когда я раскуриваю мою трубку,

Набитую хорошим табаком,

Для удовольствия и препровождения времени,

Она вызывает во мне грустные представления

И указывает мне,

Что я в сущности схож со своей трубкой!

Она сделана из той глины и земли,

Из которой происхожу я сам

И в которую я когда-либо опять превращусь.

Трубка упадет и разобьется,

В руке моей останется только разбитый черепок:

Такова и моя судьба.

Сколь часто при курении,

Разминая пальцем горящий табак в моей трубке

И обжигаясь, я думаю:

О, если уголь причиняет такую боль,

То как же жарко будет в аду!

Вот так. Бах сразу жил и жизнью простого бюргера (видимо, и пиво пил с удовольствием по выходным, после концерта в городском саду), и в иных сферах, о которых не забывал даже в шуточном стихотворении…

А чиновные "благодетели" не унимались.

Выдержка из протокола заседания лейпцигского магистрата:

"Господин придворный советник Штегер: кантор не только ничего не делает, но даже не желает давать объяснений по этому поводу; на него поступили и другие жалобы. Необходимо изменить положение, надо раз и навсегда покончить с этим, поэтому следует найти какое-то другое разрешение вопроса.

Господин фондовый советник Форн присоединяется к предыдущим предложениям.

Господин Хёльцер также.

За сим принято решение уменьшить плату кантору.

Господин строитель Фолкнер: согласен.

Господин строитель Крегель: согласен.

Господин строитель Зибер: согласен.

Господин строитель Винклер: согласен.

Господин строитель Гофман: согласен.

Господин синдикус Иоб: согласен, так как кантор неисправим".

Жизнь Баха осложнялась. Детей становилось всё больше, как и проблем с ними, а денег и здоровья — всё меньше.

Да и не все дети Баха были способными и достойными людьми. Выходки непутёвого сына Готфрида Бернарда были источником постоянных терзаний. Из письма Баха: "К величайшему моему ужасу, я опять слышу, что он снова делает долги на каждом шагу, сохраняя свой прежний образ жизни; более того, он исчез и до сегодняшнего дня даже не известил меня о своем местонахождении. Что я могу ещё сказать или сделать? Так как никакие внушения и даже самая участливая забота и поддержка здесь не помогут, мне остается только терпеливо нести свой крест и вверить своё недостойное дитя Божьей милости, надеясь, что небо однажды услышит мои жалобы и молитвы, что исполнится святая воля, и мой сын поймёт, что только Божья милость способна наставить его на праведный путь".

Но послушайте баховскую музыку последних, таких трудных для него лет! Какое достоинство, никаких личных жалоб — только высокий евангельский трагизм, только незамутнённая уверенность в правильности путей Господних.

БАХ: САРАБАНДА

1750 год. Ослепший Бах в последние дни своей жизни продиктовал зятю Альтниколю хоральную прелюдию "Когда мы в самой тяжкой беде". Но потом он попросил изменить заголовок согласно тексту другого хорала, который поют на ту же мелодию — "Припадаю к трону Твоему". На середине двадцать шестого такта рукопись обрывается…

Сыновья Баха вскоре обрели столь обширную музыкальную известность, что она затмила славу отца. В создании "нового стиля" в музыке значительную роль играл Карл Филипп Эммануил, известный под именем берлинского или гамбургского Баха, а также Иоганн Христиан, "миланский" или "лондонский" Бах. До сих пор исполняется музыка Вильгельма Фридемана. Гайдн считал для себя Филиппа Эммануила образцом в отношении стиля. Моцарт, говоря о "баховской" музыке, имел в виду прежде всего сыновей Баха. Издание произведений четвёртого сына Баха, Иоганна Кристофа или "бюккебургского" Баха, показало значительность и этого мастера.

Всё это были люди зажиточные. Но… Пришло время "просвещения", "царство разума", когда можно стало наплевать на нравственность, как религиозный пережиток — она ведь нецелесообразна! Анна Магдалена Бах, жена Иоганна Себастьяна, мать обладателей роскошных камзолов, умерла через 10 лет после мужа в доме призрения для бедных.

Дети Баха ничего не сделали и для памяти отца. Типичная "революционная целесообразность", то есть наплевательство по отношению к вековым нормам морали. "Ничто против религии, ничто против добрых нравов" — это уже из программы "наших" декабристов, классических масонских просвещенцев, но, очевидно, таковыми заповедями в противовес Христовым руководствовались и прочие "разрушители дряхлого мира". "Сыновья Баха были детьми своего века и потому никогда не понимали своего отца", — говорит баховед Эйтнер, а Швейцер добавляет, что "в лондонском Бахе не было даже уважения. Об отце он говорил только как о старом упрямце".

Для критиков место Баха было где-то рядом с пыльными, тёмными византийскими иконами. Кумиром был "солнечный" Моцарт, преданный певец масонской идеи, собиравшийся "сбросить обветшавшего Бога и создать новую религию". Казалось навсегда установленным, что Моцарт пишет "для нормальных людей", пишет "ясно", а Бах, говоря языком современных поборников "ясности", — "грузит". "И.С. Бах, — писал критик Шейбе, — мог бы стать предметом изумления народов, если бы в нем было больше приятности, если бы высокопарность и хаотичность не лишали его произведения естественности и если бы он не омрачал их красоту своим чрезмерным искусством. Высокопарность увела от естественности к искусственности, от величественности к темноте; можно только дивиться тяжёлому труду и чрезвычайным усилиям, которые, однако, затрачены напрасно, потому что они везде противоречат трезвому рассудку".