Анатолий Гладилин - Жулики, добро пожаловать в Париж

— А вы знаете, кто такой Анатолий Гладилин? Он пишет не только для американской «Панорамы» и «Московских новостей». Он наш живой классик. В советской литературе, в эпоху оттепели…

И так далее.

Какое это произвело впечатление на Вильямса? Представьте себе: идет симфонический концерт — Моцарт, Вивальди, между скерцо и рондо-каприччиозо зал благоговейно затих, и вдруг кто-то встает и начинает бойко выкрикивать: «А вот пирожки жареные с капустой! Очень рекомендую!». Что сделает разгневанный дирижер? Бросит палочку и убежит за кулисы? Ни один мускул не дрогнул на лице Вильямса. Проигнорировав варварскую вылазку, Вильямс продолжал как ни в чем не бывало:

— Ги Савуа часто предлагает в своем меню блюда с неожиданными сочетаниями. Так, ему пришла идея соединить в горячей закуске мидии и пластинчатые грибы, сопровождая их подливкой из двух этих компонентов…

Обед успешно продвигался по накатанным рельсам. Подали суп из артишоков с трюфелями и слоеным пирогом с шампиньонами. Запеченного голубя с теплыми весенними салатами в натуральном соусе (цитирую дословно по ресторанному меню, напечатанному на русском языке). А я заметил, что Вильямс отламывает кусочек хлеба, тщательно собирает им соус со своей тарелки и отправляет в рот. Жест, который я не видел с голодного лета сорок шестого года, когда мы в пионерском лагере так же вылизывали тарелки. Я понял, что тем самым Вильямс учит русских: соус — это ценность, шедевр кулинарии, нельзя оставлять ни капли!

Кстати, о ценностях. «Какие цены в ресторане?» — спросил Андрей Грачев. После секундного колебания Вильямс ответил: «Разумные». «Это значит — 800 франков за обед?» — сообразил всезнающий Грачев. «Как дорого! — подумал я. — Впрочем, в престижном ресторане…». И произнес вслух:

— Восемьсот франков с пары?

По реакции стола я понял, что очень удачно пошутил. Виталий Дымарский, корреспондент «РИА-Новости», тихо меня поправил: «Восемьсот франков с рыла, не считая вина».

На десерт подали нечто потрясающе живописное. Я бы не трогал, просто бы любовался рисунком аквамаринового соуса на тарелке. В меню сие чудо называлось: «Хрустяще-Нежные Зеленые Яблоки со Свежей Ванилью в Соусе „Минутка“». В бокал подлили нечто восхитительное. «Мускат», — угадал Грачев. «Мускат де Ривезальт», — вежливо уточнил официант. Разница, для тех кто понимает… Потом последовал еще какой-то десерт, но, несмотря на укоризненные взгляды Вильямса, я его не трогал. Не влезало!

И вот появился герой дня, Ги Савуа, стройный, небольшого роста, моложавый месье, в белой поварской куртке и белом колпаке. Его, как в театре, встретили аплодисментами. Вспыхнули блицы. Корреспондент радио поднес микрофон. Импровизированная пресс-конференция. Кто-то спросил: «Как вам удается среди такого пиршества сохранять фигуру?»

— Секрет прост, — ответил Ги Савуа. — Пятнадцать часов работаю, четыре часа бегаю, пять часов сплю.

Я глянул на часы. Полпятого! Я безнадежно опаздывал на свидание. Ведь я думал, что обед кончится где-то часа в три, и на это время назначил встречу. В общем, российская пресса продолжала «гулять по буфету», а я отвалил. Позвонил из первого автомата. Хорошо, что мой товарищ работал дома. Сказал, что ждет.

…Я медленно бреду к Триумфальной Арке. По идее, мне все должны завидовать. Только что прекрасно отобедал в прекрасном ресторане. Редко кому так везет. Париж, солнце, молоденькие дамы щеголяют загорелыми коленками. Красота, блаженство…

Жить не хотелось.

«Что за странная привычка у людей, — думал я, — нажираться среди бела дня?» Я чувствовал себя как воздушный шар, который вместо водорода накачали цементом. Я понял, что если не совершу марш-бросок по Елисейским Полям и еще кружок на пару километров, то сдохну. И тут я вспомнил Фобоса. Вот с кем у меня совпадал режим в смысле питания и прогулок! В последний раз меня пригласили в Лос-Анджелес к Фобосу, чтобы в отсутствие хозяина я прогуливал собаку, кормил ее и стерег дом. (Разве я еще что-то делал? Не помню.) По утрам я насыпал Фобосу из мешка какие-то шарики, заливал их водой, а вечерами накладывал из холодильника что-то себе в тарелку, заливал, вернее, запивал более крепким, и обоим нам хватало, вполне были довольны. И он, и я любили гулять по Диккенс-стрит и по Вентуре-бульвару. Что же касается развлечений, то Фобосу было достаточно кусочка соленого печенья, а мне — телефонных звонков. Какая здоровая жизнь!

Я приехал к товарищу, мы сели в кафе. Я хлебал кофе и делал вид, что внимательно слушаю. Слушать было трудно, мой организм переваривал деликатесы Ги Савуа, однако я старался. Мой старый друг рассказывал интересные вещи: как он ездит в Москву, как ведет переговоры с российскими министерствами, банками и промышленниками. Раньше он вел переговоры о миллионных контрактах, теперь — о миллиардных. Минуточку! Я не сказал, что он заключил или заключает контракты, я сказал, что он ведет переговоры. И так в течение нескольких лет. Какая у товарища целеустремленность и вера в себя!

— Между прочим, — вскользь заметил товарищ, — ты же мне помог связаться с Н. Если я подпишу контракт, то попрошу, чтобы они и тебе отчисляли несколько процентов. Им это ничего не стоит.

Тут я включился и подумал: несколько процентов с миллиарда — это уже кое-что. Тогда у меня будет возможность…

Почаще заходить в ресторан Ги Савуа? Фигу! Пусть это делают «новые русские».

…тогда у меня будет возможность опять поехать в Лос-Анджелес и гулять с Фобосом.

Мрачное церковное пение, черные балахоны на лицах. При свете факелов раскапывают могилу бедолаги, которого Святая Инквизиция уже посмертно объявила колдуном. Представьте себе, что нечто подобное случилось бы в наши дни. Все газеты мира вышли бы с одинаковым заголовком на первой полосе: «Мракобесие, средневековье!».

Однако такое случалось. В просвещенной Франции буднично, деловито эксгумировали могилу Ива Монтана. В чем же вина Монтана? Сразу скажу: «Ребята, не связывайтесь с бабами!». Но к красавцу Монтану, самому знаменитому человеку Франции, женщины липли. И вот нарвался. Я наблюдал эту даму, Анн Дроссар, по телевизору. М-да… Без комментариев. Предполагаю, что она чем-то сильно достала Монтана, и тот в ярости поклялся: «Ты охотишься за моими деньгами? Не сантима не получишь! Только через мой труп!».

Через труп? Пожалуйста! И когда Ив Монтан умер, так и не признав дочку Анн Дроссар своим ребенком, обиженные наследницы потребовали через суд эксгумации. Нынче, граждане, благодаря прогрессу современной науки, путем… (извините, подробности пропускаю) можно доказать отцовство. Многие французы, надо отдать им должное, возмутились таким оригинальным проявлением родственных чувств, да супротив прогресса разве попрешь?