Газета Завтра Газета - Газета Завтра 297 (32 1999)

Открытые и закрытые храмы

(парентезис)На Западе меня заинтересовало странное ощущение, что внутри священных мест - соборов, церквей и т.д. - возникает то же чувство, что и в самых открытых и несакральных местах России. В московском метро или на пригородной помойке царит та же атмосфера, что под торжественными сводами Кельнского собора. Это очень сходные пространства. С чем же тогда сравнить пребывание на французском лугу или среди камней Пиреней? Я думаю, с могилой. А русские храмы, святыни? Возможно, с какой-то еще более тонкой и возвышенной сакральностью... Но, возможно, и нет. Беспоповская или клюевско-хлыстовская оптика предложила бы парадоксальное соотнесение святынь Европы с русской природой, а ложных псевдосвятынь России с чем-то еще. Но уж, конечно, не с французской поляной. Гроб гробу рознь. Наши гробы живее ихних младенцев.

Между странами могут существовать онтологи-ческие различия. Евразия живет в одном про-странстве и законы физики здесь одни, в Европе и в США - другие. Это знает история религий. Когда-то шаманы путешествовали на небо в теле. Позднее стали оставлять его на земле, поднимаясь в духе. Но в определенных местах и у определенных племен золотая нить не перерезана, и тело таких "беловодских" шаманов совершенней духа шаманов простых и унылых. Тело России духовнее духа Запада. Русское тело. Для современного европейского схоласта, будь он честен (вы встречали когда-то честного схоласта? - вообще, вы встречали когда-то честного и полноценного западного человека?), российский мусор должен был бы быть поставлен выше ватиканских реликвий. Один дебил-кюре показывал мне, что рядом с алтарем у него хранится пакетик с камешками из Берлинской стены. Сволочь. Истинный алтарь Европы, если она хотела бы действительно встать на путь спасения, должен был бы быть увенчан пустой бутылкой от Бадаевского пива и окурком "Явы". К этому, кстати, постепенно приходит Гийом Фай, антипапа "новых правых".

Задача из мирового учебникаИз пункта А в пункт Б можно добраться по-разному. Рука атлантиста хватает линейку и чертит прямую, далее, послав все (т.е. нас) ко всем чертям, методично следует начертанию. И плевать атлантисту, что прочерчено по живому, что пространство между А и Б волнится, вихрится, бушует, плачет, хохочет и страдает. Плевать ему - нечерному и неиллюминату - что одно и то же существо, пребывающее в А и в Б - это два разных существа, и между ними не только количественное, но и качественное различие, поскольку за плечами у одного магическая ткань пути, а у другого - лишь ее предвкушение.

Технология связи и транспорта основана на этом атлантистском принципе - пройти как можно больше и измениться как можно меньше. Нет ничего более закрытого, чем базовые предпосылки "открытого общества". Оно "открыто" в какую угодно сторону, только не внутрь. А то, что не движется внутрь, остается на месте. Точнее, становится декорацией для чего-то иного, что движется сквозь или посредством его.

Евгений Головин приводит в таких случаях хрестоматийный пример: "Будоевицкий анабазис Швейка". "Черный иллюминат" Швейк уверен, что в город Будоевицы можно попасть, двигаясь в любом направлении. Он совершенно прав. Есть не одни Будоевицы, но множество. Реальное пространство имеет более сложную конфигурацию, нежели иллюзорные вселенные Минковского атлантистов. Рассудок - не более, чем скверный анекдот. Он столь же плосок, как шутки студентов технических вузов.

Из пункта А в пункт Б вышел человек. Какой класс! Пункт А. Смазанная буфетчица на зеленом вокзале, облупленная стена дома, бывшего когда-то оранжевым, но выцветшего до невообразимого сочетания солнца и грязи, синкопический ритм двигающихся ломаных веток под порывами душного ветерка, баба средних лет с сумкой и эрото-летальным недоумением в глазах, идущая "по де-лу" (как интересно было бы узнать подробнее о ее делах...), мальчик на велосипеде с легкой восьмеркой и судьбой непреднаме-ренного убийцы за ухом (через пять лет он пырнет вилкой своего товарища, надвигавшись бензином) и небо, такое разное в каждой точке живого мира, небо пункта А. Из всего этого изобилия, роскоши, чрезмерности фигур и смыслов, ускользающих намеков и засасывающих страстей плоти выходит человек. В принципе, он мог бы не выходить. Он мог бы сесть здесь на лавочке на центральной площади и сидеть так до вечера, пока не стемнеет и пьяные подростки не начнут угрожающе и возбужден-но (полные веснушчатого, бродящего семени) собираться по углам и конспиративно переговариваться с молодым ментом, и тогда уколы ночи заставили бы его отправиться куда-то, например, в тот же пункт Б (но совсем не обязательно) или искать укрытия в загаженной гостинице (гостиницы всего мира - в том числе и 5-ти звездочные - имеют характерный запах, это - запах тления материального существования, напоминающего туристу о финитности его тура) или у вороватой бабки, продающей на станции порченные огурцы. Но он не стал дожидаться, а как гласит задачка, взял и вышел. Заранее избрав иную долю, иное страдание, иное наслаждение, иной вид смерти. Ах, если бы только он остался....

Пункт Б.Теперь пункт Б. Возможно это лишь магическая редубликация пункта А. То же самое, но на велосипеде едет девчонка, которая только что чуть не упала, засмотревшись на распахнутого алкаша в канаве, около вокзальной буфетчицы отирается зоркий добродушный армянин, и в ветерке угадываются какие-то стальные очень тонкие иголки, отсутствовавшие в пункте А, и АБСОЛЮТНО ИНОЕ НЕБО.

Без человека (вне человека, до человека), вышедшего из пункта А (и пока не дошедшего до цели), пункта Б не существует. Не то чтобы вообще. Нет, он есть в мерцающем замысле. Он тяжело рвется к существованию, пытаясь продавить сгущенную пелену возможного, выпростаться острым углом плоти из тумана предположительности; его завязь, зародыши его взрослых обитателей и мягкие скелеты малышей уже шевелятся, но это процесс... Это будущее. Это полурукотворный, полупредестинированный объект, кото-рый еще может отклониться, сместиться, а то и вовсе обрушиться внутрь себя, так и не став твердой лавой фиксируемого атлантистской картографией присутствия. Пункт Б. Проект Омега. Что мы знаем об этом, в конце концов? Много было предчувствий и пророчеств. Лучшие сердца человечества описывали архитектонику этого небесного пункта Б. Но то, что отделяет нас от него (весь этот иллюминизм пути), столь насыщенно отвлекающими моментами, сбивает и приближает, уводит в сторону и открывает, обнажает и насылает чары гипноза, что не может не влиять на окончательную иерофанию пункта Б. Пункт Б. Пункт прибытия человека. Finis gloria mundi. Последний (не существующий) трактат Фулканелли.