Газета Завтра Газета - Газета Завтра 298 (33 1999)
- Название:Газета Завтра 298 (33 1999)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Газета Завтра Газета - Газета Завтра 298 (33 1999) краткое содержание
Газета Завтра 298 (33 1999) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
5. СЛОВО КАК ЦИТАТА
В попытке художественного творчества любой автор стремится выйти за пределы форм и объектов, уже созданных его предшественниками,— но тем самым только наращивает тяготеющую массу культуры. Искусство все чаще оказывается неспособ- ным преодолеть собственные границы, оно проваливается в самое себя, коллапсирует, подобно "черной дыре" ("черному квадрату" Малевича?).
Отчаяние художника: "Всё найдено, всё сказано, всё сделано",— находит разрешение в спасительном: "Но не всё осмыслено!". Переосмысление накопленного запаса культуры необходимо требует ее "инвентаризации". Литературные произведения наполняются цитатами, аллюзиями, контаминациями, коннотациями — и сопряжение их порождает семантику, не идентичную классическим образцам-первоисточникам. Например:
ПЕРЕЧИТЫВАЯ "ОНЕГИНА"
Не шумом бала утомленный,
С чулком в руке, седой калмык,
Паду ли я, стрелой пронзенный?
— Пади! Пади!— раздался крик...
Или:
От жажды умирая над ручьем,
Над вымыслом слезами обольюсь:
"Друзья мои, прекрасен наш Союз!
Но он, как оказалось, ни при чем".
Такая центонная поэзия не обязательно иронична по отношению к своим первоисточникам, не обязательно освещает их с точки зрения комического — она может быть и возвышенной, и трагической:
Но знаю я, что он не умер весь.
Я прижимаю руку — Пушкин здесь,
На дне души, как антрацит, темнеет
И с отвращением читает жизнь мою…
Бахтинская концепция "большого времени смыслов" описывает ситуацию с необходимой точностью и полнотой. Но процесс идет дальше, затрагивая простран- ства смысла, казалось бы, невозможные для литературы, выходит за рамки цитации классиков и авторов вообще, даже за рамки фольклора — и начинает осваивать собственно лексику как объект центонного переосмысления.
В качестве маркера можно привести все то же стихотворение "Конец прекрасной эпохи" Иосифа Бродского, которое открывается следующей строкой: "Потому что искусство поэзии требует слов…" Обычная для модернизма и постмодернизма контаминация с известным афоризмом "Искусство требует жертв" сближает понятия "слова" и "жертвы", переосмысливает слово как жертву. И это жертвенное слово позже утрачивает собственную цельность, разделяется:
Наверное, смог, если там, где делить
положено на два больничное слово,
я смог, отделяя одно от другого,
одно от другого совсем отделить…
Впрочем, это — еще декларация. Но вот и само разделение:
На холмах экспонируют холмы
Своих холмов окружности, где мы…
Возможно, приведенные строки выглядят всего лишь как иллюстрация к уже утвердившимся математическим представлениям о дробных системах координат— мерности (фракталях). Но расщепление, разъединение, разделение смыслов внутри самого слова, понимание слова как культурной цитаты постепенно выходит за рамки постмодернистской "игры в слова", раскрывает в пространство смыслов семантические энергии, существующие в слове, накопленные за время его бытия в языке и литературе.
И в слове, от смысла далеком,
Знакомом, прозрачном на свет,
Есть тысячи странных волокон,
Которым названия нет…
Все это — уже не игра, вернее, не только игра. Подобные упражнения с материей, "игры алхимиков" через несколько веков преобразовались в науку и привели к высвобождению энергий атомного ядра. Высвобождение энергий ядра словесного, конечно, способно происходить лишь в ином аспекте существования, в пространстве смыслов, и в этом отношении будет иметь мало общего с кабалистикой, но его вероятные последствия могут оказаться еще более непредсказуемыми для способа человеческого бытия в мире.
6. СЛОВО КАК МИФ
Цитата — готовый, отдельный, мельчайший квант смысла. Отсылки к авторам этих смыслов уместны разве что в некоторых специальных случаях общения. Любая речь, любой текст есть система цитат.
Полюсом смысла, полюсом бытия слова, противоположным цитате, является миф — как замкнутая, самодостаточная и живая, пребывающая в движущемся постоянстве, система смыслов. Только умирая, миф рассыпается на цитаты. Миф открыт в будущее. Он — не факт и не подобие, но процесс. И этот процесс необходимо возни- кает в общностях любого порядка: не только в архаических и примитивных, но и в объединяемых на каком-то новом, ранее не бывшем, основании. С этих позиций анализ "красной" мифологии 20-х годов был сделан А.Ф.Лосевым в "Диалектике мифа". Любая возникающая общность немыслима без собственной "мифологии", которая знаменует характерный именно для этой общности опыт непосредственного постижения мира и дает своего рода "аналогическую причинность" важных, значимых для данной общности событий, определяющих ее аксиологию, ее систему ценностей.
Миф дает возможность слову стать символом мифа — не каждому слову, разумеется. Но это слово, растекаясь между цитатой и мифом, способно достичь критической разности своего смыслового потенциала — и тогда между полюсами цитаты и мифа произойдет разряд, вспышка Слова: в сияющей, нетварной общности, полноте и единстве его бытия,— вспышка, по сути своей противоположная вспышке атомной и водородной бомбы
Только такая вспышка, или даже ряд вспышек, преобразующие весь мир,— откроют перед нами новое небо и новую землю Отечества Слова. Пока же движутся невидимые токи, "идет подспудная, подпольная работа…" везде: в русской поэзии, в русской литературе, в русской культуре.
Эта действительность еще не очевидна, а доступные обозрению части ее имеют, как правило, вовсе не то качество и значение, которые им придаются сегодня. Есть посвященные в со-творение Отечества Слова, есть и его искренние работники. Путь еще долог. Но выход из бесконечного тупика, куда попала современная культура, действительно существует и действительно лежит через Россию, через Русское Слово.
Владимир ВИННИКОВ
Александр Брежнев ПОСЛЕДНИЙ ГЕРОЙ
БУТЫЛКА"Десертного" вина, пачка "Столичных" сигарет, блюдечко, заделанное под пепельницу. Разговор не клеится, да никто и не хочет ничего говорить. Сегодня мы узнали по телевидению, что погиб Цой. Смотрим на звездное небо. Мы уверены, что в многотысячной армии мерцающих над городом звезд сегодня стало одним бойцом больше. Вот так, по рок-н-рольски, мы уже давно не собирались, и с тех пор уже больше не собирались ни разу. Рок-н-ролл в мучениях умирал, тихо уходил из жизни, от этого было грустно. Цой оказался последней действительно яркой звездой советского рока, да, наверное, и единственной. Были еще Башлачев, Науменко и другие, но много ли людей их слышали и знали? Зародившееся еще в "лохматые" застойные годы движение хиппи почило в бозе еще раньше. "Дети- цветы", как сами себя называли хиппи, не перенесли гнусной и затхлой атмосферы перестройки. Желавшие перемен и свободы, хиппи ужаснулись, увидев перерождение свободы в вакханалию бандитов, предателей и воров. Воздух был отравлен наживой и изменой, вода помутнела от невинной крови. Становились нелепыми квартирные дружеские концерты и бесплатные гастроли по ВУЗам и Домам культуры. Подлое время требовало коммерческого ширпотреба и политической ангажированности. В таких условиях "дети-цветы" загибались и вяли. Последним "цветком" оказался Цой. Черный и печальный, одинокий и непонятый. Таким и должен был стать последний герой советской эпохи — последний и единственный, чудом проросший на грязной свалке преданных идеалов цветок. Такой цветок всегда нужен, он превращает навозную кучу в место сражения за красоту, даже если бьется один, или хотя бы просто держит знамя. Кто-нибудь да придет под это знамя, услышав мудрую и вместе с тем простую, как древние речитативы волхвов и пророков, песню. Как священные песни воинов, творчество Цоя было синкретичным, оно составляло единое целое музыки и текста, как храм является соединением всех видов искусства.
Шрифт:
Интервал:
Закладка: