Владимир Бушин - Иуды и простаки

В-третьих, «сажали, главным образом, по политическим обвинениям». Но, приведя соответствующие цифровые данные архивов, И. Пыхалов делает вывод: «Среди заключенных в лагерях большинство составляли уголовники, а политические не более 1/3. Еще меньше было политических в исправительно-трудовых колониях» (там же, с. 24).

В-четвёртых, «отбыть срок и по закону освободиться из заключения было невозможно». Тут уж Аксенов жестоко хлещет сам себя по месту, которое и он и его персонажи всегда деликатно называют «жопой»: ведь персонажи его собственного сочинения, угодив в неволю в самом конце 1938-го или в начале 1939 года, в конце 1941-го были освобождены: и Градов, и его жена-шлюха, и полковник Вуйнович… Эти теплые художественные образы можно дополнить цифрами холодной статистики: в то же самом году вышли на свободу 624 276 человек (АиФ № 45, 11 ноября 1989).

Но Аксёнов своё: не только, мол, невозможно было освободиться по закону, но даже, в-пятых, «никто никогда и не убегал». Слово опять статистике: в том же 1941 году из лагерей бежало 10 592 нетерпеливых человека (там же). Альфред Терентьич, какой вы скушный…

Но вот доносы написаны, отправлены, взяты на учет. Что дальше? Разумеется, арест. И тут ждут нас особенно сильные впечатления.

Как проходили аресты? Никита Михалков… Однажды его спросили: «Как вашему клану удается процветать при всех режимах?» Он гордо ответил: «Волга течёт при всех режимах и при всех режимах полноводна!» Так-то оно так, но только она при всех режимах течет в одном и том же направлении — с севера на юг. А вы, ваше степенство?

Так вот, Михалков-Волжский в своем бессмертном антисоветском фильме «Утомлённые солнцем»… Что за манера озаглавливать фильмы и романы, как фельетоны, — всем известной и каламбурно деформированной строкой: «Утомлённые солнцем», «Сибирский цирюльник», «Крейсерова соната»… Волжский-Михалков изобразил нелепейшую картину ареста. В воскресный день да еще в какой-то праздник, когда на улице полно народу, на дачу прославленного комдива, героя Гражданской войны, являются в одинаковых плащах, шляпах, с одинаковыми зверскими рожами сотрудники НКВД, хватают комдива (у него на груди три ордена Красного Знамени), швыряют в машину, он просит позвонить Сталину, называет номер телефона, в ответ его зверски избивают, превратив лицо в кровавую маску, затем по пути почему-то пристрелили водителя встречной машины, — вот вам и сталинская эпоха! Как же было хотя бы даже за один такой эпизодик не дать оборотню Волжскому, повернувшему с юга на север, «Оскара»? Дали!

Видимо, эпизод произвел сильное впечатление на многих. Не так давно даже в статье одного моего доброго приятеля, очень уважаемого мной человека проницательного ума и широкой осведомленности, можно было прочитать, что К. К. Рокоссовскому при аресте выбили глаз. Я нашел довольно большой послевоенный портрет маршала и послал моему другу с просьбой определить, какой глаз стеклянный.

При этом написал, что глаз глазом, а вот доктор исторических наук, профессор и ведущий сотрудник Института Российской истории Академии наук да еще и директор какого-то Центра документации Борис Илизаров в своем новаторском труде «Тайная жизнь Сталина» (М., Вече. 2002) пишет, что Рокоссовскому «выбили девять зубов, сломали три ребра и разбили молотком пальцы ног» (С. 410). Правда, антисоветчик даже не знает имени-отчества Константина Константиновича, как и других маршалов, и пишет: «Г. К. (!) Рокоссовский, А. В. (!) Василевский» (там же, с. 179). Но зато какая осведомленность насчёт зубов, ребёр и пальцев! Откуда она? Может, из того самого Центра документации, где он многоуспешно директорствует? Нет, оказывается, из труда собрата-антисоветчика Константина Залесского «Империя Сталина» (М., Вече, 2000).

А у этого всезнайки ещё сказано вот что: «В марте 1940 года Рокоссовский был неожиданно освобожден (по представлению С. К. Тимошенко)» (С. 390). Во-первых, для кого неожиданно? Сам Рокоссовский и все, кто его знал, были твердо уверены в его невиновности, и все время со дня на день не могли не ожидать его освобождения. Во-вторых, Тимошенко назван здесь, как видно, в уверенности, что тот был наркомом обороны, но в марте 1940 года он им не был.

Дальше: «После лечения в ноябре 1940 года Рокоссовский был назначен командиром 19-го механизированного корпуса» (там же). Рокоссовского освободили 23 марта. И вот, мол, до ноября, т. е. семь месяцев потребовалось для того, чтобы вставить девять зубов, отремонтировать три ребра, и отрастить новые пальцы на ногах. И только после этого назначили комкором.

О господи!

Во-первых, сам Рокоссовский писал: «Весной 1940 года я вместе с семьей побывал в Сочи». (Весной — значит, после освобождения в апреле — мае). Потом его пригласил Тимошенко, ставший в мае наркомом, и предложил вступить в командование не «19-м механизированным», а 5-м кавалерийским корпусом. Но корпус еще находился в пути из Сибири на Украину. В ожидании его Рокоссовский был послан в Киевский военный округ помочь в проверке войск, которым предстоял поход в Бессарабию. Он состоялся 28–30 июня. «Вернувшись из Бессарабии, я вступил в командование (5-м кавалерийским) корпусом», — вспоминал Рокоссовский. Это произошло в июле.

Выходит, что в апреле — мае состояние здоровья не помешало ему поехать на курорт, отдохнуть, вернуться в Москву, в июне — выполнять ответственное служебное задание в Киеве и Бессарабии, а в июле принять корпус. А когда же вставляли зубы, ребра и отращивали пальцы? Неизвестно… И только после всего этого, о чем Залесский по невежеству или умыслу умолчал, в ноябре, Рокоссовский возглавил механизированный корпус. Но не 19-й, как уверяет тот же знаток. К началу войны у нас всего-то было лишь 9 механизированных корпусов, командиром 9-го и был назначен Рокоссовский.

Ну как же верить этим ученым свистунам, если они не знают даже имена тех, о ком пишут, и множество других легкодоступных фактов.

Кто после этого поверит вам, Залесский, когда вы пишете: «Пока Рокоссовский возглавлял вооруженные силы Польши, органами Госбезопасности при его полном потворстве были проведены (!) массовые аресты офицерского состава». А ваш ученый собрат Илизаров вздувает вранье еще пуще. Ему мало «потворства», мало «арестов»: «Рокоссовский санкционировал (!)…» И не аресты, а «массовые расстрелы (!) польских офицеров». Кто вам, ученые балаболки, поверит, если вы не знаете фактов, лежащих на поверхности, а рассуждаете о делах, которые заведомо были бы тайными, секретными, о фактах труднодоступных.

Рокоссовский не рассказал о своем аресте, но, зная о других, можно с большой степенью вероятности предположить картину.

Надежда Мандельштам рассказала, как ее муж был арестован первый раз в Москве в ночь на 14 мая 1934 года: «Около часа ночи раздался отчетливый, невыносимо выразительный (?) стук. „Это за Осей“, — сказала я и пошла открывать…