Юн Чжан - Дикие лебеди

Когда маминым коллегам сообщили о речи Мао относительно критики чиновников, им не рассказали о другом его указании, сделанном примерно в то же время — о «выманивании змей из нор», то есть разоблачении всех, кто осмелится перечить ему и его режиму. Годом ранее советский лидер Хрущев осудил Сталина в своем «секретном докладе», и это потрясло Мао, отождествлявшего себя со Сталиным. Еще более насторожило его осеннее восстание в Венгрии — первая успешная, хотя и недолговременная, попытка свергнуть коммунистическую власть. Мао знал, что значительная доля образованных людей в Китае выступали за умеренность и либерализацию. Он желал предотвратить «китайское венгерское восстание». На самом деле он фактически признался венгерскому руководству, что его просьба критики — ловушка, которую он оставил несмотря на предложение коллег сменить курс, — оставил, чтобы «выкурить из норы» всех несогласных до единого.

Его не беспокоили рабочие и крестьяне, он не сомневался, что они благодарны коммунистам за верную плошку риса и стабильную жизнь. Кроме того, оно глубоко презирал их — не верил, что им хватит ума бросить вызов его власти. Однако Мао никогда не доверял интеллигенции. Она сыграла большую роль в венгерских событиях и умела мыслить самостоятельно в большей степени, чем все остальные.

Не зная о тайных планах Мао, чиновники соревновались в возможности подвергнуться критике, а интеллектуалы — в том, чтобы их покритиковать. По словам Мао, им следовало «говорить все, что они хотят сказать, без утайки». Мама с энтузиазмом повторяла это в школах, больницах и театральных труппах, бывших у нее в подчинении. На встречах, в стенгазетах предавались гласности самые разные мнения. Известные люди подали пример, опубликовав критические статьи в газетах.

Маму, как почти всех, покритиковали. Основная критика исходила от тех, кто жаловались, что она выделяет «ключевые» школы. В Китае существовали официально утвержденные школы и университеты, которым государство выделяло львиную долю своих скудных ресурсов. Сюда посылались лучшие учителя, направлялась лучшая техника, отбирались лучшие ученики, что означало больший процент поступления в университеты, тоже «ключевые». Некоторые учителя из обычных школ сетовали, что мама уделяет слишком много внимания «ключевым» школам за их счет.

Учителям также присваивались категории. Хорошим учителям давали почетные звания, обеспечивавшие им гораздо более высокую зарплату, особый паек во времена дефицита, лучшее жилье и бесплатные билеты в театр. Большинство учителей особой категории в мамином ведении происходили из «неблагонадежных» семей, и некоторые простые учителя жаловались, что мама уделяет слишком много внимания профессионализму в ущерб «классовому происхождению». Мама выступила с самокритикой в связи со своим пристрастием к «ключевым» школам, но подчеркнула, что считает правильным при продвижении подчиненных по службе исходить из их профессиональных достоинств.

Была критика, которую мама с презрением проигнорировала. Директриса одной начальной школы вступила в компартию в 1945 году — раньше, чем мама, и переживала, что мама ею руководит. Эта женщина заявила, что мама получила работу исключительно благодаря положению своего мужа.

Звучали и иные жалобы: директора добивались права самостоятельно подбирать учителей, а не принимать назначенных администрацией. Главные врачи больниц хотели сами покупать травы и прочие лекарства, так как государство не поставляло необходимые им средства. Хирурги требовали увеличения пайков: они считали, что их работа забирает не меньше сил, чем у актера — мастера боевых искусств в китайской опере, но паек у них был на четверть меньше. Чиновник невысокого ранга оплакивал исчезновение с рынков Чэнду традиционных товаров вроде «ножниц рябого Вэна» или «щеток бородатого Ху», которые заменил ширпотреб худшего качества. Мама соглашалась со многими из этих претензий, но здесь все зависело от государственной политики, и она могла лишь передать их наверх.

Критика, часто связанная с личными жалобами или практическими предложениями неполитического характера, процветала около месяца до начала лета 1957 года. В начале июня речь Мао о «выманивании змей из их нор» устно изложили работникам маминого уровня.

В речи Мао заявил, что «правые элементы» неистово набросились на коммунистическую партию и социалистическую систему Китая. Он сказал, что правые составляют от одного до десяти процентов интеллигентов — и их нужно разгромить. Для простоты картины была установлена средняя цифра — пять процентов; именно столько правых следовало поймать. Маме предстояло найти среди своих подчиненных более ста правых элементов.

Не вся критика, которую она услышала, обрадовала ее. Но мало что можно было счесть даже отдаленно «антикоммунистическим» и «антисоциалистическим». Судя по газетам, кто — то покушался на монополию коммунистов и социалистическую систему. Но в ее школах и больницах никто не мыслил подобными масштабами. Откуда же ей было взять правые элементы?

Кроме того, рассуждала она, нечестно наказывать людей, открывших рты после того, как им предложили, даже попросили их это сделать. Мао прямо обещал, что за откровенные выступления людям ничего не грозит. Она сама с энтузиазмом убеждала трудящихся высказываться.

С такой же трудностью столкнулись миллионы чиновников по всему Китаю. В Чэнду движение против правых элементов начиналось со скрипом. Власти провинции решили наказать для примера товарища Хао, партсекретаря научно — исследовательского института, где работали лучшие ученые Сычуани. От него ожидался большой улов правых, но он заявил, что в институте нет ни одного. «Возможно ли это? — спросило его начальство. — Некоторые исследователи учились на Западе. Их испортило западное общество. Как они могут радоваться коммунистической власти? Среди них, несомненно, есть правые элементы». Товарищ Хао сказал, что они добровольно приехали в Китай, а значит, приняли народную власть. Он даже лично за них поручился. Несколько раз его предупреждали, а в конце концов самого объявили правым, исключили из партии и уволили с работы, резко понизив ему разряд. Теперь он за маленькую зарплату подметал лаборатории в институте, которым раньше руководил.

Мама знала товарища Хао и восхищалась его принципиальностью. Они близкие друзья по сей день. Беседуя с ним вечерами, мама делилась с бывшим партсекретарем своими сомнениями. Но понимала, что с ней случится то же самое, если она не выполнит норму.

Каждый вечер, после обычных изнуряющих собраний, мама докладывала городским партийным властям о ходе кампании. В Чэнду движение возглавлял товарищ Ин, высокий худой самоуверенный мужчина. Мама должна была отрапортовать ему, сколько правых элементов она поймала. Имена не требовались — значение имели только цифры.