Сергей Баландин - Основы научного антисемитизма

Второй результат столь же парадоксален — из числа «реальных антисемитов» официально исключены как раз те открыто неофашистские и юдофобские организации, примыкающие к республиканской партии, которые поддерживают политику Израиля в Палестине. Небольшой скандал случился в августе 1988 г., когда в предвыборной кампании Дж. Буш принял поддержку неофашистов, встречался с ними и включил их в свой штаб на высоком уровне. Наивные евреи подняли шум, но лидеры еврейских организаций объяснили им, что «антисемитизм этих неофашистов устаревший и анемичный». А настоящая «ненависть к еврею» кроется в демократической партии и особенно среди сторонников кандидата-негра Джексона. Хотя там обычного антисемитизма не видно, но это и есть «реальный антисемитизм». Читая все эти истории, диву даешься. Безумный, безумный, безумный мир. И в него-то нас и тащат».

/конец цитаты/

Поэтому, чтобы избежать подобных парадоксов, нам следует отличать понятие «антисемитизм» от «юдофобии». Что означает само это слово, какова его этимологическая природа? Совершенно очевидно, что юдофобия (дословно, нетерпимость евреев) есть разновидность ксенофобии (нетерпимость чужого), что в свою очередь является разновидностью фобии — психологической нетерпимости, чувства страха или неприязни к чему-либо (так, есть люди, что боятся тараканов или мышей, и сами не могут объяснить, почему). Нередко конфликты с евреями происходят только потому, что кому-то не нравится, что рядом с ним живут люди не совсем такие, как они: фамилия не так звучит, воспитание не то, «не наше», не те интересы, не тот образ жизни. Короче, еврей «другой», и ксенофобу это непереносимо. Но «другим» может быть не обязательно еврей, им может быть, например, чеченец или армянин, или даже человек той же национальности, но другого вероисповедания (так, например, православные нередко проявляют настоящую фобию по отношению к баптистам или свидетелям Иеговы, называя их «заморской нечистью», и конфликт тут, надо думать, отнюдь не в богословско-догматических расхождениях, ибо те же «верующие» относительно терпимо относятся к «доморощенным» ересям, но не прощают, когда «свой» принимает что-то «заморское»). К евреям также нередко относятся как к «заморской нечисти» — это плохо, но при чем здесь антисемитизм? Об антисемитизме (юдофобии) справедливо говорить только тогда, когда ксенофоб ко всем «заморским нечистям» относится вполне терпимо, но лишь одних евреев не переваривает.

Всегда ли фобия или ксенофобия заслуживает осуждения? Я думаю, не всегда, ибо, как говорится, чувству не прикажешь, поэтому нельзя не признать, что ксенофобия до определенной границы вполне допустима, ибо каждый имеет право кого-то любить, а кого-то не любить. Однако если ксенофоб выражает свои чувства открыто, тем самым незаслуженно оскорбляя людей, мы такого ксенофоба называем хамом. Но если уж мы будем осуждать ксенофобов, выходящих за рамки допустимых границ, то, следует осуждать также любые проявления ксенофобии, как у гоев по отношению к евреям, так и у евреев по отношению к гоям. Тогда справедливо будет спросить: кто же больший ксенофоб, гойство или еврейство? И тут, безусловно, пальму первенства нужно будет отдать в руки еврейства, ибо, если у гоев ксенофобия проявляется отнюдь не у всех и не всегда, то у еврейства, особенно ортодоксального и сионистского, гоефобия является неотъемлемым атрибутом, и исключений практически нет, так как еврей, не чувствующий в себе ксенофобии по отношению к гоям, так или иначе будет стремиться к сближению с последними, что в конце концов приведет к ассимиляции. Поэтому, таких евреев мы полностью вычеркиваем из понятия еврейства как субъекта еврейского вопроса, а ксенофобию оставляем неотъемлемым качеством всего еврейства. Таким образом, осуждая ксенофобию, мы осуждаем частично гойство, но в гораздо большей степени еврейство, из чего следует, что осуждение ксенофобии как таковой есть опять-таки не что иное, как форма антисемитизма.

Правда, существует еще одно определение антисемитизма, которое почему-то очень не нравится многим евреям: «Антисемит тот, кто не любит евреев больше, чем они того заслуживают» (эти евреи, видимо, полагают, что у гоев вообще не может быть никаких причин хоть для малейшей нелюбви к «избранному» народу), иными словами, здесь антисемитизм определяется как несправедливое отношение к евреям. Однако нам это определение тоже не нравится, но по другой причине — потому что содержит в себе логическую ошибку, называемую предвосхищением основания (petitio principi), когда заранее вносится тот тезис, который требуется доказать впоследствии. Примерно та же ошибка заключена и в определении Энциклопедического словаря: «Антисемитизм — форма национальных и религиозных предрассудков и нетерпимости, враждебное отношение к евреям». И в самом деле, ведь ни один же антисемит не считает, что его претензии к евреям несправедливы, а его мнение о евреях — предрассудки, поэтому тот, кто с ним не согласен, должен прежде опровергнуть его доводы в пользу своей позиции, но, заранее ставя клеймо, ни о какой корректности спора уже речи быть не может, и таким образом всегда в подобных дискуссиях образуется порочный круг (circulus vitiosus): хотят доказать, что антисемитизм несправедлив, основание: потому что антисемитизм есть несправедливость к евреям. Поэтому мы вынуждены удовлетвориться тем определением, что антисемитизм есть выражение всякого противостояния еврейству, как справедливого, так и несправедливого.

Однако, что особо предосудительного в том, чтобы относиться к одной из сторон того или иного конфликта, ведь это далеко не всегда зависит от стороны, каждый из нас может просто быть втянутым в конфликт, сам того не желая? Почему же тогда всех тех, кто конфликтуют с евреями причисляют к двоечникам или к тем, от кого «воняет»? Вероятно, Новодворская и Войнович имели в виду нечто иное, не субъектов конфликта, а его подстрекателей. Да, в каждом конфликте есть свои подстрекатели, «свято место пусто не бывает», но роль их не такая уж первостепенная и определяющая, как кажется на первый взгляд, ибо вряд ли многого добились бы смутьяны, если бы у конфликта не было объективных причин. Поэтому вешать ответственность за еврейский вопрос на одних лишь подстрекателей-антисемитов так же несправедливо, как видеть причины революций в революционерах. Поэтому, оставив в покое подстрекателей, тем более что мы к ним никак не относимся, зададимся вопросом: имеются ли в действительности объективные противоречия интересов между людьми вообще? И здесь также вряд ли найдется много желающих нам возражать, если мы скажем: да, имеются, или, по крайней мере, они бывают, периодически возникают или могут возникнуть. Что же такое конфликт как таковой и какие составляющие его образуют? Чтобы в дальнейшем не было путаницы в терминах, нам необходимо их как-то выделить и определить.