Елена Чудинова - МЕЧЕТЬ ВАСИЛИЯ БЛАЖЕННОГО

Как расправлялись с белыми, как убивали женщин и детей, как оскверняли святыни — можно повествовать долго, да только проще нам вспомнить нечто подобное из собственного злого прошлого. Спустя полвека Бальзак и Гюго оправдали эти расправы «просвещенного разума» над «тупым крестьянским стадом» ничуть не хуже, чем Максим Горький.

Республиканская Франция не простила бретонскую верность Франции королевской.

Осмысленное деление края по епископским кафедрам было заменено взятыми с потолка четырьмя департаментами. Сам бретонский язык было решено извести. По начало XX века в школах Бретани практиковался унизительный и мерзкий обычай. Если ребенок случайно, хотя бы на переменке во время игры, начинал говорить по-бретонски, его наказывали так называемым «знаком». «Знак» мог быть чем угодно: рваным башмаком, выщербленным до дыры камнем — словом, какой-нибудь дрянью. Дрянь эта вешалась ребенку на шею, и он должен был таскать ее, пока — и в этом самое мерзкое — не настучит на другого заговорившего на родном языке ученика. «Знак» перевешивался с маленького доносчика на новую жертву, чтобы и дальше навязывать выбор между башмаком на груди и стукачеством. Какая прекрасная демократическая педагогика!

Противостояние между Бретанью и Францией продолжается по сей день. Девяностые годы прошлого века помнят манифестации доведенных до отчаянья бретонских рыбаков, не могущих более конкурировать с промышленным ловом рыбы. Минул десяток лет — и опустели рыбацкие деревушки. Вчерашние рыбаки рассеиваются по городам в поисках работы, богатые парижане скупают их живописные домики для своего летнего отдыха.

Странно ли, что кое-кто мечтает взметнуть черно-белый «гвен-а-дю» вместо ненавистного триколора? Правда, еще вчера большинство бретонцев все же считали сепаратистов витающими в облаках чудаками. Сегодня — день перелома. Бретонцы, вне сомнения, поглядывают на Корсику. И теперь уже нельзя с уверенностью сказать, что завтра они не пойдут сколачивать урны для голосования.

А следом может заволноваться и соседка Нормандия. Ныне Нормандия, как и Бретань, делится на Верхнюю и Нижнюю. Столица верхней — Руан, центром Нижней является Кан. Последние годы правительство лелеет замыслы перекроить нормандские земли. Нормандию предполагается сделать единой, у Кана хотят отобрать столичный статус. Часть субсидий, получаемых Каном, следовательно, отойдет Руану: лицеев станут строить меньше, меньше денег будут получать университет и высшие инженерные школы, будет ликвидирован аэропорт… Кто и с какой больной головы затевает прожект, заведомо обрекающий Нижнюю Нормандию на рост безработицы и упадок? Перемены это повлечет самые неприятные. Сначала, конечно, произойдет резкое «полевение» традиционно правого края — безработные толпы начнут требовать увеличения социалки… Социалку увеличат, но вместе с ней увеличат и налоги. Лучше не станет. Сейчас, по словам моих нормандских друзей, сепаратистов у них на порядок меньше, чем в Бретани. Но когда затеянное в Париже объединение произойдет, обедневшие прибрежные жители тоже могут задуматься всерьез: ну и зачем нам этот Париж? Пусть верхние остаются при нем, если хотят, а мы не пропадем в нашем портовом краю.

Кстати, и в Нормандии, в особенности Нижней, идеология несколько расходится с официальной. Так, одна из улиц Кана носит имя нормандской девушки Шарлотты Корде, той самой, что своей рукой отправила к праотцам революционера Марата. В школах дети, конечно, слышат, что Марат был герой и полубог. Но если ребенок бежит в школу по улице Шарлотты Корде, это что-нибудь да значит. У Нормандии есть нравственные ценности, на которые она может опереться в противопоставлении центру.

Конечно, едва ли Саркози боится завершить свое президентство на крошечном лоскуте королевского домена, как какой-нибудь поздний Каролинг. Но XX век сделал все, чтобы научить нас: самые немыслимые с точки зрения разума и простого здравого смысла вещи вполне осуществимы.

Справедливых границ не бывает, это противно человеческой природе. Любая линия, проведенная по карте, проходит и по человеческим судьбам. Status quo вчерашнего дня был хорош не идеальной справедливостью существовавших границ, а приостановлением их бесконечного передела.

Трудно, очень трудно донести до некоторых наших патриотически настроенных сограждан простую мысль, что монолита под названием «Запад» (он же враг России от начала времен) в природе не существует.

«Западов» как минимум несколько. Не существует и единой «экспансии Запада», поскольку с наличием/отсутствием экспансии в каждом конкретном случае надо разбираться отдельно. Так, хотя столица США и начинается на букву В, это все-таки не Ватикан. США — страна решительно не католическая, какие бы миллионы католиков (примерно 27 %) в ней ни насчитывались. Единственный католик — президент США — Джон Фитцджеральд Кеннеди (до 70-х годов XX века католик и масон были взаимоисключающими понятиями) — кончил трагично, но еще трагичнее оказалась кончина его брата Роберта, убитого, можно сказать, на пороге Белого дома. (Кстати сказать, Роберт Кеннеди в юности всерьез подумывал принять сан, охотно прислуживал в алтаре…) Клан Кеннеди с его упрямыми ирландскими корнями был уникален в США не богатством, а сочетанием богатства, власти и приверженности католическим ценностям. Младшего из братьев Кеннеди, Эдварда, крестил сам Пий XII. Но как раз Эдвард и сошел с дистанции после убийства Роберта. Католический период в истории США был очень кратким.

Но как объяснить нашим горячим головам, что если Бенедикт XVI и проследовал по маршруту Ватикан — Вашингтон, то вовсе не непременно затем, чтобы совместно измыслить что-нибудь новенькое против России? Быть может, стоит попытаться понять, зачем бы еще ему туда лететь, не цветением же вишневых деревьев любоваться, которые как нарочно были несказанно красивы в Вашингтоне в те теплые апрельские деньки.

Проблема «педофилов в сутанах» тоже едва ли является причиной визита. Шумиха вокруг этого скандала раздувается уже давно искусственно. КЦ довольно мужественно приняла вину на себя, а уж денежные компенсации пострадавшим выплатила просто необъятные. Поэтому хотя папа Бенедикт и не считает проблему полностью решенной, с родителями совращенных детей он встречаться отказался. Церковь намерена и дальше очищать себя от этой скверны, но каяться до бесконечности в одном и том же не намерена: довольно кормить «жареным» журналистов и всяких общественных деятелей.

Сомнительно также, чтобы Бенедикт XVI надеялся переспорить президента США по вопросу о смертной казни. Всем ясно: до этого (одного из немногих неоспоримых достижений гуманистического общества) Америка еще не доросла и дорастет не скоро.