Елена Чудинова - МЕЧЕТЬ ВАСИЛИЯ БЛАЖЕННОГО

Так писал в окаянные дни прекрасный русский юноша, князь-новомученик Владимир Палей. Сатана все еще смеется.

Давненько меня занимает этот вопрос. В сверхгуманном современном обществе, до полусмерти озабоченном правами человека, почему-то легко и безо всякого смущения поднимается тема, которую весьма трудно назвать человеколюбивой. Это тема исторической вины. Отнюдь не являясь гуманистом, автор этих строк, тем не менее, считает чрезмерным, когда ныне живущему человеку выставляется нравственная ответственность за злодеяния даже не собственного его прапрадедушки, а всего лишь каких-то единоязычных прапрадедушкиных современников. И хорошо, когда хоть эти злодеяния вообще имели быть. В разгар варварских бомбежек Сербии западноевропейцы с американцами договаривались аж до купной вины сербского народа, причем вины неискупаемой, т. е. переходящей из современной в историческую. Нашим читателям не нужно напоминать, что Сербия была не виновником, а жертвой. Западноевропейский же читатель западноевропейских газет вместить в голову эту простую мысль покуда не готов.

Больше всего спекуляций звучит, конечно, в наш исторический адрес. Неадекватность соседей в оценках общего прошлого становится настоящей и весьма весомой проблемой России. Шестерки младоевропейцы то и дело поднимают визг по поводу тех либо иных наших исторических вин, меж тем, как страны повесомее ловко этим манипулируют с целью всяческого давления на Россию.

Пресечь этот механизм смуты необходимо. Однако попытки образумить какую-нибудь Польшу бессмысленны. Все это крикливое пространство образумится само, если мы наведем порядок сперва в собственной голове, а только затем — в головах старых европейцев.

Спасши страны-мелюзгу от фашизма («брюнетов ликвидировать, блондинов онемечить» — как-то это подзабылось потомками неликвидированных и неонемеченных…), Союз, что греха таить, создал из них блок поднадзорных государств с правительствами-марионетками. Конечно, значительно приятнее, когда тебя спасают бескорыстно, и даже нельзя сказать, что в большой политике такого вовсе не бывает. Самая лучшая, самая светлая страница в неоднозначном правлении Александра I как раз и была таковой. На мой взгляд, нашими историками страница эта недооценена. Затеялись все вослед за графом Толстым зудеть: зачем нам было воевать за границею земли русской, да зачем нам за чужих дядей кровь наших сыновей лить? Зудели не только в исторической науке, зудели и в самый исторический момент. Кутузов, чудом не сгубивший соборы Кремля, был первый в этом хоре: кончаем-де воевать, французы больше нашу землю не топчут. Но Александр, взлетевший в те годы душой, прекрасно понимал то, чего не мог понять Кутузов. Не с французами, не с с гениальным ублюдком Бонапартом мы воевали, — мы воевали с революцией. Не просто нашествие иноплеменных, как оно виделось простому народу и Кутузову, но общеевропейская чума пожирала континент. Зачумленные вещи не выбрасывают во двор соседа. Поэтому и говорил Император: нет, мир мы заключаем не здесь, а только в Париже. По той же логике он не дал союзникам разодрать на куски освобожденную от Бонапарта страну, отстоял ее место в европейской семье. Эгоизм Кутузова был местечковым, бескорыстие Александра — имперским. Ведомый этой великой миссией, Император преобразился, переступив во всех смыслах собственную границу. Месил грязь сапогами, рвался в самые опасные места, ночами напролет черкал карты, показал себя неплохим тактиком и стратегом. Если мы не ценим дней своего величия, кто сейчас его оценит?

А ведь было же, было… И пруссак Фридрих Вильгельм, обозревая разоренную Москву с крыши Пашкова дома, вместе с сыном-наследником преклонил колени и плакал, исполненный благодарности к русским. Но то были совсем иные времена.

Западных славян спасали от «ликвидации или онемечивания» русские солдаты, а советские власти тянули одеяло на себя. И натянули. Надо думать, весьма неприятно, когда твоей страной опосредованно управляет эдакий «Старший Брат», но неужели это сильно неприятнее того, чтоб тебя наполовину ликвидировали, а наполовину онемечили? К тому же не стоит преувеличивать горькую жизнь соцлагеря. Я побывала в ребячестве в Польше, и превосходно помню поразившие воображение частные «склепы» (магазины), да и «склепы» государственные весьма радовали глаз. Мне, московской, заметим, девочке, какой-нибудь белый шоколад дома доставался по самым-самым праздникам, а в Варшаве он валялся по всем прилавкам вместе с американской жвачкой и американскими же сигаретами. Из разговоров взрослых поляков вытекало тогда, что изрядная часть их знакомых работает в частном бизнесе. Что страны соцлагеря, что прибалтийские республики — и те, и другие никогда не ощущали на себе того натяжения советской петли, которая давила горло русским. Всего у них было побольше — и «выездных» лиц и печатных свобод.

Слышу в ответ гневные возгласы: а подавление мятежа в Венгрии, а подавление мятежа в Чехословакии?! Господа хорошие, а разве в нашем Новочеркасске никто ничего не подавлял в 1962 году?

«Красный ренессанс», в который лет пять назад начали баловаться у нас наверху — тупик не только нравственный, но и политический. Он лишает нас выигрышной позиции в диалоге с соседями по континенту. Слияние нами русского и советского в один флакон позволяет им вытаскивать из рукава засаленную карту нашей «исторической вины».

Позиция же наша в споре об исторической вине может и должна звучать только так:

1) Мы больше вас всех пострадали от коммунизма.

2) В таком, пострадавшем, состоянии мы еще и умудрились вас спасти от фашизма.

3) Ну и кто вы после того, если не свиньи неблагодарные?

Но для того, чтобы это озвучивать, надо самим в это верить. Для того чтобы в это верить, надо быть действительно белыми. Это не Польше, это нам нужна небольшая показательная люстрация — не по всему народу граблями, а по элитке, по гайдарам и гайдарочкам. Нужно довозвращение исторических названий, мы с этим застряли на полпути. Надо вынести наконец этот труп с Красной площади, да и свитских мертвецов неплохо бы перезахоронить.

Нам нужен четкий разворот всей пропагандистской машины. Это единственный не самоубийственный путь.

Мне припомнят тут, из чего возник красный Ренессанс. Когда мы-де по простоте решили, что раз свергли коммунистов, с нами все будут радостно дружить, и попали при Ельцине как кур в ощип. Вот мы от обиды и покраснели опять, аж до Михалкова с Эль Регистаном покраснели. Так-то оно так, да не совсем — наполовину. Покраснели мы точно от обиды и стыда за собственную наивность, а вот белеть перед этим нам не доводилось. Ну, какая белизна может быть, когда свержением коммунизма руководили плохо припудренные красные? Все эти Коротичи, Яковлевы, наконец, сам брутальный кумир московской интеллигенции начала 90-х с его несмываемым екатеринбургским грехом? Свержения коммунизма не было, был обман, смена маскарадных костюмов на чертовом парей-балу.