СБОРНИК - ЕСЛИ №11 ЗА 2004 ГОД

Наверное, все-таки для чего-то другого.

И опять, проснувшись, Фома увидел вокруг себя каменных рыб, на этот раз целых шесть штук. Как всегда, злобно пнув ближайшую, он тут же забыл о них, потому что увидел Ее. И пульт к Ней. А значит, снов было по меньшей мере два.

Хватило бы и одного – не того, что с рыбами. Но пятьдесят процентов «пустой породы» – это совершенно ничтожные издержки. Пусть хоть девяносто девять, лишь бы в один процент попало то, что надо.

Он не видел во сне чертежей ракеты и не думал о них, засыпая. Он просто знал, что она должна получиться сравнительно небольшой, класса «земля – земля», стартующей по команде с пульта, связанного с пусковой установкой длинным проводом, умеющей летать по навесной траектории на расстояние до ста километров и попадать куда надо. Он ничего не знал о реально существующих типах боевых ракет и о том, действительно ли они носят камуфляжную раскраску, как эта, но знать было и не обязательно. Зато он знал, что двадцатикилотонная боеголовка должна сработать на небольшой высоте прямо над взбесившейся точкой выброса, непрерывно извергающей на Плоскость все новые и новые толпы людей.

Пусть копий, но все равно людей. Думающих. Чувствующих. Ополоумевших от страха и удивления. Обреченных на лютую борьбу с себе подобными за жизнь, за место в оазисе, за кусок лепешки, за глоток воды.

Они погибнут. Зато конвейер по выбросу, надо думать, остановится. Копирование – это ведь второе рождение, незаметное для оставшегося на Земле оригинала. Но где бы человек ни родился, он не должен рождаться только для того, чтобы грызть чужие глотки и не давать вгрызться в свою. Никому не нужно такое «размножение».

Он не помнил, какова критическая масса урана-235, но задумывал именно урановую боеголовку – как наиболее простую конструктивно. Во сне он видел ее действие, а значит, наяву она должна сработать именно так, а не иначе.

А еще Фома очень хотел, чтобы его вторая копия в момент взрыва оказалась поближе к эпицентру.

И уж совсем в мечтах ему виделось, как он отправляет гостинец своему оригиналу на Землю.

Не бомбу, конечно. Хватит с него и пули.

Все равно мир людей не изменится, что с ним ни делай. Можно лишь наказать себя за то, что ты позволил ему сделать с собой, не воспротивившись – а зачем? – своему превращению в преуспевающую дрянь. И даже не себя наказать, а свой оригинал.

Да и то в мечтах. Пока в мечтах.

Потом… когда-нибудь… Если не верить в шанс вырваться отсюда, пусть исчезающе малый, зачем вообще продолжать жить? Когда-нибудь…

Тогда и перестанет сниться клейкая, не отпускающая глубина и толстогубые рыбы с глупыми мордами и выпученными глазами.

Из пульта торчали всего две кнопки, обе грубые и чем-то заляпанные, как на коробочке управления строительным подъемником. Отойдя от пусковой на всю немалую длину провода, Фома нажал на «Боеготовность». Выждал несколько секунд, глубоко вдохнул и утопил кнопку «Старт».

Взревело. Фома ненадолго оглох. Он не подозревал, что рев будет таким сильным. Взметнулся гейзер песка, пусковую заволокло пылью.

Ракета ушла.

Сначала за камуфляжной сигарой тянулся дымный хвост. Очень скоро сигара превратилась в точку, затем и вовсе перестала быть видимой. Потом оборвалась и дымная ниточка. Ракета, надо думать, еще поднималась по инерции, но вскоре должна была выйти на нисходящий участок траектории.

Где-то там, ничего еще не понимая, копились будущие подданные самозванного короля, назначенные им на роль гумуса для подпитки его власти.

Он попросил у них прощения. Сначала про себя. Не помогло. Потом вслух.

Не за то, что убивает их. Все равно большинству из них предстояло умереть в ближайшие дни. Фома знал, что спасает гораздо больше людей, чем собирается убить.

Да, спасает! Тех, кто никогда не появится здесь и не узнает, что такое Плоскость. И это великое благо.

У всех – у тех, кому спустя несколько минут было суждено умереть, и у тех, кому отныне было суждено не появиться на Плоскости, – Фома просил прощения: он осмелился решить, что для них лучше. Он решал за них точно так же, как решал за них его Я-второй. Но он решил иначе.

Только это и успокаивало совесть.

Пусть лишь отчасти. Но все-таки он лег ногами к эпицентру, уткнувшись лицом в песок, прикрыл ладонями затылок и стал ждать.

Одна из самых сложных фигур высшего пилотажа в научной фантастике – изобретение непредставимого (по меркам земной науки) мира. Московский критик взялся классифицировать такие «астрофизические эксперименты».

Фантастов нередко величают «творцами миров», «демиургами». Но насколько это справедливо? Конечно, за столетие существования НФ писатели насоздавали тысячи планет. Да только львиная доля этих миров обычно оказывается более или менее замаскированной копией нашей родной Земли. И все же в длинной и унылой череде бесконечных клонов Голубой Планеты нет-нет, да и мелькнет нечто, поражающее воображение. Правда, почти всегда это оказывается мир, не имеющий никакого права на существование с точки зрения современной науки.

Прежде чем перейти к рассмотрению немыслимых объектов, следует сделать одно замечание. Автор этих строк целенаправленно ввел определенные ограничения при отборе «невозможных планет»: рассматривались только миры, взятые из книг авторов научной фантастики. То есть все фэнтезийное миротворчество оставлено за пределами обзора – просто потому, что создателям фэнтези (или произведений, приближающихся по своей сути к фэнтези, хотя и использующих псевдонаучный антураж, вроде многих книг Д.Вэнса) чуждо точное обоснование причин, сформировавших причудливый мир. Фэнтезийщиков не интересуют физические последствия существования таких миров в нашей Реальности. Частенько модели просто заимствуются из мифологической космогонии. Трудно представить, как бы уцелели во Вселенной с современными физическими характеристиками черепаха со слонами, удерживающими на спинах Плосокоземелье из книг Т.Пратчетта. А например, система из двух связанных друг с другом миров (цикл «Драконы Перна») нужна Э.Маккэффри лишь для того, чтобы завязать рассказ о борьбе драконьих наездников с ядовитыми спорами, падающими на поверхность Перна с планеты-спутника. В дальнейших романах эта НФ-предпосылка практически забывается, теряясь среди сугубо фэнтезийных приключений героев.

Наконец, за рамками статьи оставляем и «просветительские тексты», авторы которых создают необычные миры, дабы в увлекательной форме рассказать об основных положениях науки. Примером таких книг могут служить «Флатландия» Э.Эббота, «Сферландия» Д.Бюргера или «Мистер Томпкинс в Стране чудес» Г.Гамова. Правдоподобие описаний здесь тоже не волнует писателей, потому что текст изначально представляет собой своего рода игру – автор сразу предупреждает: «Все, что в дальнейшем излагается, не имеет никакого отношения к реальности, а нужно лишь для того, чтобы проиллюстрировать определенный философский или научный тезис». Причины и механизмы создания невообразимых миров в таких книгах заметно отличаются от привычных побуждений фантастов. Хотя бы потому, что автор-популяризатор изначально закладывает в тексте возможные ошибки и противоречия с данными других наук, дабы четче подчеркнуть своеобразие своей идеи.