СБОРНИК - ЕСЛИ №11 ЗА 2004 ГОД

Следует отметить и то, что в последнее время фантастика научная все больше смыкается с фантастикой ненаучной, в результате чего возникает фантастика паранаучная, которая позволяет себе нарушать строгие каноны НФ ради реализации авторских замыслов. Допущения, которые в НФ середины XX века были всего лишь «шагом влево, шагом вправо», теперь становятся все более смелыми, ограничения и запреты попираются, полет фантазии не знает границ. Выигрыш от этого очевиден: подобные эксперименты помогают мысленно смоделировать даже самые невозможные ситуации, чтобы на этом материале опробовать какие-то глобальные идеи. В этом случае невероятные миры только приветствуются, но опять же не как самоцель, а как средство решения определенных художественных задач.

Алексей КАЛУГИН:

Произведений, в которых авторы создавали бы новые, кажущиеся невероятными, но в целом не противоречащие логике, здравому смыслу и законам физики миры, и в самом деле не так уж много. Я попытался отыскать что-нибудь среди отечественной фантастики и ничего не смог вспомнить. Российские (как и прежде – советские) фантасты не увлекаются конструированием парадоксальных миров. Обычно места, в которых разворачиваются действия их произведений, являются если и не калькой с земных реалий, то все равно чем-то очень знакомым и легко узнаваемым. Тому, как мне кажется, существуют две причины. Первая заключается в том, что российские фантасты традиционно уделяют большое внимание героям своих произведений, их внутреннему миру, мотивации их поступков. При этом фон, на котором разворачиваются действия, может быть чисто условным, набросанным несколькими широкими мазками. Казалось бы, это все равно не исключает возможности создания необыкновенного мира, который, несомненно, придал бы произведению дополнительную яркость. Но вот тут-то как раз и вступает в действие второй фактор. Дело в том, что нынешние издатели в большинстве своем считают фантастику разновидностью приключенческой литературы, и не более того. По их представлениям, в фантастическом романе все должно быть просто и узнаваемо. Звездолеты, роботы и бластеры – это нормально, к этому все уже успели привыкнуть. Но при встрече с чем-то действительно новым, необычным, среднестатистического редактора тут же «клинит». И, что самое ужасное, ситуация ухудшается на глазах. Великолепный роман Ларри Нивена «Интегральные деревья» был впервые напечатан в журнале «Если», затем в 1996 году издан отдельной книгой, крошечным тиражом. И все. С тех пор – ни единого переиздания. Если бы сегодня российский писатель принес те же самые «Интегральные деревья» в любое из издательств, регулярно выпускающих фантастику, его бы в лучшем случае сочувственно похлопали по плечу. Ничего, мол, с каждым бывает, а вот напиши-ка ты нам лучше что-нибудь про звездные войны и космические империи, а еще лучше – про красных девиц с мечами наголо, драконов и колдунов. В 1997 году я написал роман «Там», действие которого разворачивается в гигантском мегаполисе, замкнутом на себя, подобно ленте Мебиуса. Все издательства, которым я предлагал рукопись, от нее отказались. Опубликовать роман удалось только в 2003 году в издательстве «Махаон», никогда прежде фантастикой не занимавшемся. Как-то не очень все это стимулирует…

Геннадий ПРАШКЕВИЧ:

Если говорить о русской фантастике, то фантастических миров, которые поражали бы по-настоящему, в ней действительно нет. Может, потому, что и астероиды К.Э.Циолковского, и Марс А.Н.Толстого, и Венера А.Р.Беляева или братьев Стругацких, и железные и золотые планеты И.А.Ефремова или С.А.Снегова – созданы для выявления особенностей не самих этих миров, а попадающего в них Человека. Мы ведь не можем всерьез обсуждать, к примеру, фэнтезийные миры, потому что там, где возможно все, ничто не имеет значения. Мы (читатели, писатели, пользователи, потребители и т.д. и т.п.) интересны друг другу только тем, что знаем скрытого, своего о себе и о своем мире. Голые абстракции так же скучны, как откровенный бытовизм. Как ни крутись, основные вопросы перед нами давно поставлены: кто мы? откуда? куда идем? с какой миссией? Ответы – неизвестны. Даже самые невероятные придуманные миры не дают и не могут нам дать ответов, ибо все эти миры – игра. Конечно, увлекательная игра может поражать, но она быстро надоедает, и мы переходим к другим играм, а вечные вопросы остаются, и писатель соответственно своему дару пытается ответить на них. Отсюда и построенные ими модели. Они не должны подавлять своей невообразимостью. Ведь мы живем не в придуманных мирах, и главные вопросы поставлены перед нами опять же не придуманными мирами.

Это первый за достаточно долгий промежуток времени сборник популярного волгоградского фантаста и поэта, укомплектованный новыми произведениями. «Портрет кудесника в юности» – цикл из двадцати пяти рассказов, имеющий подзаголовок «Баклужинские истории». С четырьмя из них читатели уже знакомы по публикациям в «Если».

Евгений Лукин не изменяет своему творческому кредо: он по-прежнему не стремится в космические дали и туманное техногенное грядущее. Объект его исследований – наш мир, российская глубинка, частная жизнь Человека Русского Обычного. Однако социальной сатиры, характерной для его романов, в сборнике почти нет; интонация городских сказок (а это самое близкое определение «Баклужинских историй») иная – шукшинская, добрая, лишь подправленная ироничной усмешкой.

Впрочем, по ходу чтения догадываешься: мир-то не совсем наш. То ли Лукин, вопреки своим правилам, забежал-таки в некое будущее, где столицей России является город Суслов (предположительно, бывший райцентр); то ли это Россия расположена в смежном измерении. А может, все дело в том, что текст российского (а раньше – советского) гимна оказался «со сглазом» (и не в первый раз – вспомните «Союз нерушимый республик свободных»), и Россия опять двинулась не по начертанному поэтом маршруту (под эту теорию, кстати, Лукин подводит эзотерическую и даже математическую базу). Множественность миров – физических и астральных – Лукин приветствует, однако «база» здесь не материалистическая, а сакральная. К тому же в мире-пространстве Баклужино колдовство, ведовство, знахарство, равно как шныряющие неприкаянные души умерших, посещение астрала и прочая экстрасенсорика не являются чем-то аномальным. Более того, материалистом быть стыдно и неприлично.

Волгоградский фантаст настолько талантливо вкраивает Чудо в координаты окружающей реальности, что оно как бы уже и утрачивает свою «нереальность». Чудесное по Лукину – норма жизни. «Осень вступала в свои права. Глеб стоял у тусклого окна и с помощью духовного зрения наблюдал, как на крыше дома напротив сбиваются в небольшую стаю мелкие перелетные барабашки…»