Сергей Кремлев - Россия и Германия: Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера

Пройдет еще семь лет, и Гитлер отдаст приказ о подготовке плана превентивного нападения на СССР. Из трезвого сторонника дружественных отношений с Россией он начнет превращаться в безрассудного ее врага. И возможно поэтому мы так и не сделали никогда ни одной серьезной попытки разобраться самостоятельно (без аланов буллоков) — кем же был для Германии и кем мог стать для России этот немец австрийского происхождения?

Из тысяч книг о Гитлере лишь считанные десятки можно считать заслуживающими серьезного внимания. А действительно основополагающих и того меньше.

Это, во-первых, — единственная аутентичная, то есть полностью достоверная, книга самого Гитлера «Mein Kampf».

Далее книга, текст которой можно считать относительно аутентичным, — знаменитые «Застольные разговоры», чьей основой стали стенографические записи Генриха Гейма и Генри Пикера.

Затем… Затем, в общем-то, всё! Если к уже упомянутому прибавить официальные стенографические отчеты о совещаниях с участием Гитлера; документы, им лично подписанные; тексты его речей и служебные записи типа «Военного дневника» генерала Гальдера, то безупречно достоверные источники этим, пожалуй, и исчерпываются.

Почему? Да хотя бы потому, что лишь записанному, скажем, тем же Гальдером в текущем масштабе времени можно верить полностью. Но вряд ли так же безоговорочно можно верить написанному позднее уже мемуаристом Гальдером.

Вот пример… Граф Клаус Шенк фон Штауффенберг знаменит тем, что в реальной истории именно он испортил новые брюки фюрера взрывом бомбы, принесенной в портфеле на оперативное совещание в растенбургское «Волчье логово» 20 июля 1944 года.

Через многие годы престарелый Гальдер рассказывал о своих контактах со Штауффенбергом так: «Мы часами вновь и вновь анализировали возможность устранить этого изверга»… И когда же? Если верить Гальдеру — во второй половине 40-го и первой половине 41-го года…

Что здесь правда? Ну, во-первых, то, что Штауффенберг и Гальдер, связанные личным знакомством, тогда действительно не раз встречались. Правда и то, что Гальдер был в конце 30-х недоволен «авантюризмом фюрера», как и почти весь старопрусский генералитет (впрочем, сам Гальдер был баварцем).

Но после падения Польши и особенно после падения Парижа брюзжание временно прекратилось. Это — тоже факт.

Все остальное конечно — ложь… Оказывается, и педантичным генштабистам хочется в глазах истории выглядеть припомаженными. То, что в своих заметках для доклада на совещании начальников высших штабов 13 декабря 1940 года генерал-полковник Гальдер писал: «Решение вопросов о гегемонии в Европе упирается в борьбу против России» — это факт. Он об этом и в дневнике писал.

И этот факт никак не стыкуется с заявлением о том, что тогда же (!) Гальдер якобы величал фюрера «извергом»…

Нет, тогда подобные выражения вряд ли употреблял даже горячий Штауффенберг. Тогда, когда рейх получил Европу не благодаря генералитету, а вопреки его сопротивлению замыслам Гитлера, майор и генерал-полковник наверняка обсуждали не более чем тревожащие туманные перспективы развития событий.

Гальдера Гитлер в 1942-м отстранил.

Штауффенберга под полночь 20 июля 1944 года расстреляли при свете фар военного грузовика.

Так что после войны, прошедшей в реальной истории, Гальдер мог беспрепятственно изображать из себя героя-антинациста. И не он один…

Даже Вальтер Шелленберг в своих послевоенных мемуарах дал такой литературный портрет своего бывшего фюрера, что хоть в «Правде» публикуй!

ПОЭТОМУ, дорогой мой читатель, не мешает нам хоть немного поразмыслить над массивом документальных и псевдодокументальных источников.

Относительно достоверная часть их — это немногочисленные мемуары тех, кто действительно хорошо, на протяжении многих лет знал Гитлера в различных ситуациях, разной обстановке и… И немаловажное обстоятельство, не пытается делать из фюрера мелкого неврастеника или исчадие ада.

А таких, надо сказать, оказалось очень мало. Почти все приближенные или близко стоявшие «прозрели». Или «вспоминают» такие пикантности, которые могут быть неплохо оплачены (да и были неплохо оплачены) англосаксами. Понять их можно — как-никак, а им-то надо было «денацифицироваться» в обязательном порядке. Но чем лучше мы их поймем, тем меньше у нас будет к ним доверия как к свидетелям.

Чисто шкурный (или скажем мягче — меркантильный) интерес мог серьезно влиять даже на таких отдельно стоящих мемуаристов, как Иоахим фон Риббентроп. Свои мемуары он писал уже в Нюрнбергской тюрьме, будучи почти уверенным в смертном приговоре.

Что оставалось? С одной стороны, гросс-дипломату фюрера конечно хотелось обеспечить какой-то доход будущей вдове — Аннелиз фон Риббентроп. Обеспечить, пусть даже таким косвенным образом, как написать мемуары, способные стать товаром. Хотелось ему, наверное, и хоть как-то обелить себя перед историей. Не могли не точить и мыслишки: «А вдруг удастся спастись? Но как?»…

Расчетливый дипломат понимал, что подольститься к русским невозможно при любых условиях, а вот к союзникам — можно. И антисоветизм — достаточно умеренный, потому что палку перегибать было нельзя, оказывался тут нелишним.

Не отсюда ли «свидетельства» Риббентропа о том, что Гитлер сатанел от одного слова «Россия»? Ведь если так, то и вины Риббентропа за, скажем, срыв советско-германского пакта нет — все было запрограммировано позицией фюрера. Не оттуда ли и затушевывание антиеврейских воззрений шефа? И уж наверняка оттуда исключительные славословия в адрес английского Острова, которые Риббентроп вкладывает в уста Гитлера…

И тут больше веришь позднейшей пометке вдовы Риббентропа, сообщающей, что опубликование внешнеполитической главы «Майн Кампф» Гитлер считал своей крупнейшей ошибкой. А известна-то эта глава прежде всего своей апологией похода на Восток!

Зато ценна своей несомненной точностью высокая общая личностная оценка Гитлера Риббентропом.

Во-первых, она сделана в условиях, когда было выгоднее максимально очернить и принизить бывшего шефа. А у Риббентропа мы видим обратное.

Во-вторых, ее давал человек на излете жизненного пути, богатого долгими встречами практически со всеми основными лицами тогдашнего мирового политического процесса — кроме разве что Рузвельта… То есть сравнивать было с чем и с кем… И тут перед смертью Риббентроп душой не покривил. На это оказались способными далеко не все.

Даже любимец Гитлера Шпеер сумел «денацифицироваться» на славу… И в своих мемуарах он порой просто клевещет на шефа, например, отказывая ему в чувстве юмора. Однако и в воспоминаниях Шпеера то и дело проскальзывает подлинная интонация. И она доказывает, что подлинный Гитлер совсем не походил на плоские, безликие и дурно пахнущие ассенизационные поля орошения.