Сергей Кремлев - Россия и Германия: Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера

И некогда церемониться, если в связи с обесцениванием бумажных денег шустрые дельцы начинают скупать серебряную монету, спекулировать ею и припрятывать. Пятаков предлагает ввезти дополнительное серебро из Англии, но Сталин рекомендует другой метод — «проверочно-мордобойный».

Читатель, я не боюсь сообщить тебе эти слова Сталина, потому что применять такой метод к тем, кто ходит «веселыми ногами» (по выражению нашего великого хирурга и педагога Пирогова) в часы народных трудностей — это и есть высший гуманизм настоящего народного политического вождя.

Ведь у труженика скупать и припрятывать возможности просто нет. Он деньги постоянно тратит на жизнь. Не так ли?

СТАЛИН на XVI съезде ВКП(б) говорил: «Мы отстали от передовых держав на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние за 10 лет или нас сомнут».

XVI съезд — это 1930 год, это съезд «развернутого наступления социализма по всему фронту».

Подсчитаем… Тысяча девятьсот тридцать минус сто лет — это тысяча восемьсот тридцать, то есть первая треть XIX века. Чуть ли не наполеоновская эпоха…

Может, Сталин тут перебрал через край?

А пожалуй что и нет, если учесть, что даже в не очень-то индустриализованной Австрии промышленных рабочих было в 40-е годы XIX века больше, чем в Российской империи в ее «пиковом» 1913 году.

В начале XX века расходы по народному просвещению на душу населения в России были в 12 раз меньше, чем в Англии, длина железных дорог на ту же душу — почти в 15 раз меньше, чем в США. Причем российские железные дороги в отличие от европейских были сплошь однопутными, а половина паровозов приходилась чуть ли не младшими братьями паровозу братьев Черепановых (два из трех были построены до 1880 года).

Уже знакомый нам В. Гурко докладывал уполномоченным объединенных дворянских обществ: «Все без исключения страны опередили нас в несколько десятков раз. Годовая производительность одного жителя составляла в России в 1904 году всего 58 руб., в то время как в Соединенных Штатах она достигла за пятнадцать лет до того 346 рублей».

Неглупый (хотя нередко и ограниченный) исследователь советской науки профессор Лорен Грэхэм из США писал: «Революции 1917 года произошли в стране, находившейся в критическом положении. В общем Советский Союз был отсталой и слаборазвитой страной, для которой скорейшее решение основных экономических проблем было жизненно необходимым. Как это часто бывает в слаборазвитых странах, которые все же располагают небольшим слоем высокообразованных специалистов, предыдущая научная традиция России имела преимущественно теоретический характер».

Грэхэм попал здесь, что называется, «в точку». В 1913 году российские вузы выпустили 2624 юриста, 236 священнослужителей и всего 65 инженеров связи, 208 инженеров путей сообщения, 166 горных инженеров, сотню строителей вместе с архитекторами.

Вот так! На 236 ученых попов — 208 инженеров-путейцев (причем, это всего — как железнодорожных путейцев, так и водников!).

И даже инженеров фабрично-заводского производства прибавилось в том году всего на 1277 человек.

Среди членов-корреспондентов Императорской академии наук по разряду физических наук (то есть наук «практического» профиля, определявших уровень развития страны вообще) на 10 отечественных приходилось 38 (!) зарубежных.

Зато по разряду историко-филологических наук «свои» преобладали: 16 на 14.

Такие вот «русские» цифры в дополнение к мнению американца. Однако Грэхэм обнаружил способности не только ученого, а еще и карточного шулера, когда заявил, что такую особенность советской науки, как необычайно большая роль центральной власти, советское правительство унаследовало-де от своего царского предшественника. Э-э, нет… Царская администрация к нуждам отечественной науки относилась более чем сдержанно.

В первые годы Советской власти внимание к науке было скорее на словах, потому что на большее не хватало средств. В 1920-е годы наука в СССР находилась хотя и в лучшем положении, чем в царское время, но на ее серьезное развитие сил все еще не было.

Однако вот свидетельство крупного советского оптика, потомка обрусевших шведов Сергея Фриша (между прочим, никогда не ущемлявшегося сына и внука сенаторов и внучатого племянника Председателя Государственного Совета Российской империи). Его учитель Бурсиан сразу после революции ворчал: «Наши комиссары — вчерашние полуграмотные рабочие. Они думают, что всякий наш ученый, если он из прежних, перекинется к буржуям. Нет, нас никогда не пустят за границу. Мы обречены на полный отрыв от мировой науки».

Но уже с начала 1920-х годов стали посылать в длительные научные командировки за границу. Пример любимца Резерфорда Петра Капицы лишь наиболее известен, но более чем не единичен. Напомню, что в 20-е годы у Резерфорда в Кэмбридже работал и Юлий Борисович Харитон — будущий научный руководитель первого советского центра разработки ядерного оружия в Арзамасе-16.

А вот что пишет Фриш: «Во второй половине 20-х годов советская физика быстро продвинулась вперед и во многих направлениях получила мировое признание. Эти успехи были вызваны не только возникновением большого числа щедро финансируемых институтов, но и широким общением советских ученых со всей мировой наукой».

Фриш уже 20-е годы оценивает как бурный рост. Но на самом деле качественный скачок пришелся как раз на те годы, которые братья Голицыны воспринимали как гибель России. Если в 1929 году научно-исследовательских институтов и их филиалов было 438, то к концу 1932 года — уже 1028. Но и это был лишь разбег. В 1929 году страна имела 20 тысяч научных работников, а через десять лет — почти 100 тысяч.

Еще в 1928 году «отец советских физиков» Абрам Федорович Иоффе (пользовавшийся у Сталина большим авторитетом) организует Первый Всесоюзный съезд физиков. В Москву приехало и много иностранцев, среди которых блистали Дирак, Бриллюэн, Борн и Дебай.

После недели московских заседаний съезд переехал по железной дороге в Горький, а оттуда на специально зафрахтованном пароходе до Сталинграда. Заседания продолжались на пароходе и в больших университетских городах — Казани и Саратове. Из Сталинграда поездом перебрались в Орджоникидзе, а оттуда автомобилями в Тбилиси.

Там съезд официально закрылся, но большинство еще поехало на море, в Батуми, и уж оттуда стали разъезжаться по домам.

А за одиннадцать с половиной лет до этого, в январе 1917 года, профессор Богданович на заседании Комиссии по изучению производительных сил России, созданной при Императорской академии наук стараниями академика Вернадского, делал доклад «О месторождениях вольфрама в Туркестане и на Алтае».

Шла война… Вольфрам — это быстрорежущая сталь и значит, возможность удвоенного выпуска шрапнели.