Но мы продолжаем давить, большинство из нас, а это все труднее и труднее. Я ни за что не поверил бы в это двадцать лет назад или даже десять, но это так. Становится все труднее. И мне иногда кажется, что мой старенький текстовой процессор «Уонг» уже лет пять как перестал работать на электричестве: начиная с «Темной половины», он питается исключительно моей верой. А что здесь плохого: как бы там ни было, слова-то на экране появляются, правда ведь? Замысел каждого рассказа в этой книге возникал в момент убеждения, а писались они в припадке веры, радости и оптимизма. Однако все светлые чувства имеют своих мрачных близнецов, и страх провала — далеко не самый худший из них. Самое же худшее — по крайней мере для меня — это грызущая исподтишка мыслишка, что я давно уже сказал все, что должен был сказать, и теперь только прислушиваюсь к собственной нудной болтовне, потому что страшусь тишины, которая наступит, как только я замолчу. Прилив веры, необходимой, чтобы сочинить рассказ, в последние несколько лет становится все большей редкостью: все хотят писать романы, причем не меньше чем на четыре тысячи страниц каждый. Это явление отмечается многими критиками — как правило, с тревогой. В рецензиях на все мои длинные романы — от «Остановки» до «Необходимых вещей» — меня честили за их избыточный объем. В ряде случаев критика было обоснованна, в других это было не что иное как злобные вопли мужчин и женщин, которые с непонятным (для меня по крайней мере) единодушием твердили о полнейшей безвкусице литературы последних тридцати лет. Эти самозваные служители Церкви святых последнего дня, предрекающие конец американской литературы, воспринимают великодушие с подозрительностью, увлекательную фабулу с отвращением, а всякое удачное произведение — с откровенной ненавистью. В результате в литературе сложился странный пустынный климат, когда перед бессмысленной макулатурой вроде «Голоса» Никольсона Бейкера преклоняются и превозносят ее на все лады, а настоящий американский роман высокого класса, например «Сердце страны» Грега Мэтьюза, просто не замечают. Но все это не имеет отношения к делу, это я просто расхныкался — в конце концов, какой писатель не жаловался на плохое обращение с ним критики? А говорил я, прежде чем столь бесцеремонно прервал себя, всего лишь о том, что акт веры, который в момент убеждения превращается в реальность — то есть в рассказ, который люди охотно читают, — для меня в последние годы становится все более трудным. «Ну, тогда не пиши их, может сказать кто-то (обычно это голос, звучащий у меня в голове, вроде тех, что слышала Джесси Берлингем в „Игре Джеральда“). — В конце концов, деньги, которые за них платят, тебе уже не так нужны, как раньше». Это действительно так. Те дни, когда на чек, полученный за очередную поделку в четыре тысячи слов, я мог купить пенициллин для укола ребенку или вовремя уплатить за квартиру, давно миновали. Но такая логика не просто фальшива — она опасна. Деньги за романы мне в общем-то тоже не нужны. Если бы дело было в деньгах, я мог бы проводить остаток жизни на острове в Карибском море, лежа на солнце и пытаясь выяснить, какой длины можно отрастить ногти. Но я пишу не ради денег, что бы там ни тявкали бульварные газеты, и не для увеличения тиража, как искренне считают более образованные критики. Основные ценности с течением времени сохраняются, и для меня задача остается неизменной угодить тебе, Постоянный Читатель, так, чтобы у тебя волосы встали дыбом, а если повезет, напугать так сильно, чтобы ты, ложась спать, оставил включенным свет в ванной. Дело в том, что сначала нужно увидеть немыслимое… а затем рассказать его. Дело в том, чтобы заставить тебя поверить в то, во что верю я, хотя бы на короткое время. Я не люблю много говорить об этом, потому что это меня смущает и звучит напыщенно, но я считаю, что рассказ — великая вещь, которая не только улучшает жизнь, но иногда и спасает ее. Это не метафора. Хорошие рассказы — это мишени воображения, а задача воображения, как я убежден, — дать утешение и прибежище в таких ситуациях и в такие периоды жизни, которые иначе стали бы невыносимыми. Я, конечно, могу судить только по собственному опыту, но воображение, которое так часто в детстве заставляло меня просыпаться от кошмарных снов, помогло мне преодолеть гораздо худшие ужасы реальной жизни, когда я стал взрослым. Если рассказы, рожденные этим воображением, сделали то же хотя бы для нескольких прочитавших их людей, то я бесконечно удовлетворен — а такие чувства, насколько мне известно, не купишь за удачно проданное право на экранизацию или за миллионные издательские отчисления. Тем не менее рассказ — это трудная и опасная литературная форма, и вот почему я так доволен — и так удивлен, — что у меня набралось их уже на третий сборник. И прошло уже достаточно времени, потому что одним из фактов, в которые я безоговорочно верил в детстве (не иначе как вычитал в «Хочешь верь, хочешь нет»), было то, что человеческий организм полностью обновляется каждые семь лет: в каждом органе, каждой ткани, каждой мышце старые клетки полностью замещаются новыми. Я составляю «Кошмары и фантазии» через семь лет после выхода «Команды скелетов», предыдущего сборника рассказов, а тот вышел через семь лет после первого сборника «Ночной смены». Самое замечательное — это то, что знаешь, что хотя прыжок веры, необходимый для превращения замысла в реальность, становится все труднее (прыгучие мышцы тоже ведь стареют с каждым днем, что же тут непонятного) — он еще вполне возможен. И замечательно то, что еще находятся желающие их читать — это ты, Постоянный Читатель, к твоему сведению. Самый ранний из этих рассказов (мой вариант сюжета о смертоносной начинке мячей для гольфа и чудовищахнедоносках, если угодно) — «Дом, который растет на вас» — был впервые опубликован в литературном журнале университета штата Мэн, называвшемся «Маршрутс»… хотя для этой книги он существенно переработан и стал лучше, чем я в свое время рассчитывал. Это прощальный взгляд на обреченный городок Касл-Рок. Последний — «Люди десятого часа» — написан за три сумасшедших дня. Здесь попадаются настоящие курьезы: первый вариант моего телесценария; рассказ из серии «Мифы Ктхулху» на фоне лондонского пригорода, где жил Питер Страуб, когда я с ним познакомился; крутой рассказ о вампирах в духе Ричарда Бахмана, а также несколько переработанный вариант рассказа «Мой хорошенький пони», который первоначально вышел малым тиражом в издании Музея Уитни с иллюстрациями Барбары Крюгер. Больше всего я старался держаться подальше от того, что называется дорожным чтивом. Хотя некоторые критики утверждают, что я мог бы опубликовать свои счета из прачечной миллионным тиражом, но это те критики, которые считают, что я именно этим и занимаюсь. Те, кто читает мои книги, видимо, придерживаются иного мнения, и на них, а не на критиков и рассчитан настоящий сборник. Получилось, по-моему, нечто вроде пещеры Аладдина, и она завершает трилогию, первым и вторым томами которой являются «Ночная смена» и «Команда скелетов». Все хорошие рассказы вошли сюда, все негодные я засунул как можно дальше под ковер и доставать их оттуда не собираюсь. Если и будет другой сборник, в него войдут только те рассказы, которые пока что не написаны и даже не задуманы (в которые я еще не поверил, если хотите), и появится он, надо полагать, в году с первой цифрой «2». В каждом из рассказов содержится нечто, во что я верил, и надо сказать, что некоторые вещи — палец, высовывающийся из раковины, жабы-людоеды, голодные ходячие зубы немножко страшноваты, но, думаю, мы вместе с этим справимся. Итак, повторяйте за мной: Я верю, что монетка может пустить под откос товарный поезд. Я верю, что в нью-йоркской канализации водятся крокодилы, не говоря уже о крысах размером с лошадь. Я верю, что Санта-Клаус есть, и эти ребята в красных шубах, которых мы видим на Рождество, действительно его помощники. Я верю, что всюду вокруг нас существуют невидимые миры. Я верю, что теннисные мячики начинены смертоносным газом, и если вы их разрежете и вдохнете содержимое, то умрете. И самое главное: я верю в привидения, я верю в привидения, я верю в привидения. Есть? Готовы? Поехали. Вот моя рука. Мы отправляемся. Я знаю дорогу. А вы должны крепко держаться за мою руку… и верить.
