Владимир Бушин - Честь и бесчестье нации

Но ведь все это лишь цветочки по сравнению с тем, что последовало дальше: указ, злобно поправший Конституцию, попытка разгона Съезда народных депутатов и парламента, блокада Дома Советов с последовательным отключением электричества, воды, тепла, канализации, с окружением колючей проволокой, войсками, наконец, с потоками лжи, клеветы, угроз… Сейчас народу вдалбливают, что, мол, "Правда" и "Советская Россия" сеяли вражду, подстрекали к кровопролитию. Но где доказательства? Их нет. А вот что писал, например, в "Московской правде" некто Б. Лятьев 25 сентября, на четвертый день блокады, прямо адресуясь к Ельцину, язвительно подначивая и подталкивая его: "На третий день после телеобращения состояние президента и его окружения близко к обморочному — как у институтки, увидевшей змею… Нет, Борис Николаевич, надо немедленно выходить из состояния грогги и решительно действовать — пусть круто, по-мужицки, как начали… Неужели вы, Борис Николаевич, вкупе со своими многочисленными помощниками и советниками не понимаете, чем каждый день промедления грозит нам… Следует упредить удары коммунистов… Единственное, что остается, — арестовать изменников" и т. д.

А какие неистовые шабаши главным образом на страницах "Московского комсомольца" закатывала в те дни известная Валерия Новодворская! По тому же адресу она взывала: "Если хочешь муравейник перестроить, не предлагай муравьям голосовать за реформы, а просто возьми палку и раскидай муравьев…" При этом она ссылалась на авторитет нобелевского закваса — "Солженицын писал: "От этого режима не требуется, чтобы он реформировался. Надо, чтобы он просто сгинул". Воинственная дева тут же подстрекательски сожалела, провокаторски укоряла: "В августе 1991 года мы не добили коммунистов, мирное сосуществование с которыми так же невозможно, как сожительство с гадюкой или скорпионом. И они возродились". Конечно, сожительство человека с гадюкой невозможно, но сожительство с ней скорпиона порой случается. И тогда перед нами плод их пылкой любви — ненавистники коммунизма.

У этой остервенелой девы было наготове множество рекомендаций: "Если бы людоедов с красными флагами почаще угощали дубинками, как в благословенные времена Аркадия Мурашова, они бы не наглели так…" И дальше: "Коммунистические и фашистские монстры из ФНС, РОС, РКП, КПСС и т. д. на выборы не должны и показываться. Организации этого сорта указом президента должны быть запрещены. Советы надо ликвидировать на всех уровнях". И во всем этом дева Валькирия обещала самое энергичное содействие своих единомышленников. Среди овец, кроликов, свиней и муравьев, говорит, мы не были предусмотрены. "Мы пришли, чтобы разорить эту райскую кучу коллективного бытия. В крайнем случае — чтобы поджечь…"

Как теперь знаем, все эти наказы и требования были старательно и аккуратно выполнены властями. Через четыре дня после статьи с помощью 125-миллиметровых орудий был совершен и поджог "кучи коллективного бытия" на Краснопресненской набережной, и сотни людей гибли, как муравьи, в пламени и от огня противотанковых кумулятивных снарядов. В "Комсомольской правде" читаем: "По рассказам очевидцев, применение кумулятивных снарядов наносило незначительный ущерб зданию…" Вот где правители позаботились наконец о рентабельности… "но зато у людей, находившихся в здании, вылетали мозги. Стены в этих помещениях забрызганы человеческим серым веществом"… Нет, не Валькирия, а Вампирия.

Верно сказал о ней в "Независимой газете" В. Максименко: "Ее бодрит лишь запах свежей человеческой крови".

Разумеется, ничего похожего на арестно-расстрельно-поджигательские вопли и призывы Б. Лятьева и В. Новодворской не было и не могло быть в "Правде", "Советской России", "Гласности" и других газетах этого направления.

А ведь за названной парочкой тянется длинный ряд их коллег-единомышленников. Так, М. Чудакова, тонкая ценительница творчества Михаила Булгакова, написавшая о нем книгу, на встрече литераторов с Ельциным умоляла его: "Не нужно бояться социального взрыва, которым постоянно пугают с разных сторон. Если взрыв был бы реален, он давно бы уже случился. Действуйте, Борис Николаевич!" Крутите, мол, и дальше в бараний рог это смиренное быдло, оно все стерпит, безопасность гарантирована. И это было напечатано в писательской "Литературной газете"… Представьте себе на минутку, что я в "Советской России" призвал бы: "Не нужно ничего бояться, генерал Руцкой! Действуйте!" О, что бы тут началось… Но на митинге в Доме Советов в те дни я говорил совсем о другом. Глядя на баррикады и противотанковые ежи, говорил, что помню Москву такой же ощетинившейся осенью сорок первого года, но тогда заграждения на улицах столицы не понадобились. Дай Бог, взмолился я, чтобы они не понадобились и на этот раз…

Ложь, клевета, оскорбления посредством миллионотиражных газет, радио и телевидения денно и нощно изливались на защитников Конституции, сидевших за колючей проволокой и цепями омоновцев. Вот в какой атмосфере, порождающей состояние аффекта, находились обитатели Дома Советов. Еще 3 октября С. Кургинян писал в "Аргументах и фактах": "Эти шаги были сделаны преднамеренно… Ельцин сделал все необходимое для сбора в "Белом доме" не только поддерживающей парламент массы мирных граждан определенной политической ориентации, но и людей, готовых защищать разгоняемый парламент с оружием в руках… Люди перешли Рубикон. Для них отныне не было ничего страшнее компромисса, ибо это мог быть компромисс только за их счет… До катастрофы осталось несколько шагов. Не понимать этого может только кретин". Разумеется, Бурбулис и Ельцин, Гайдар и Шумейко, Полторанин и Филатов, Лужков и Барсуков, Грачев и Ерин звезд с неба не хватают, пороха не изобрели, но все-таки лишь об одном из них можно с полной уверенностью сказать, что это законченный кретин всероссийского масштаба. Остальные соображали, что делают.

Да, все было смастачено с умом и по плану. Уж не будем касаться здесь таких свидетельств "стратегического" характера этого, как давно высказанная голубая мечта президента "разогнать Верховный Совет к чертовой матери" или же его угроза депутатам, осмелившимся в чем-то не согласиться с ним: "Я им это запомню!" Достаточно широк диапазон свидетельств и "тактического" характера.

Начать хотя бы с проникшего в печать заявления М. Полторанина на закрытом совещании главных редакторов СМИ в конце сентября: "Надо будет отнестись спокойно к тому, что произойдет 4 октября". Вскоре после этого заявления и началось… Сперва в районе Дома Советов — у станций метро "Баррикадная" и "1905 года", потом — у станций "Белорусская" и "Тверская". По свидетельству москвича М. Романова, наблюдавшего некоторые из этих событий с террасы венгерского посольства вместе с "застывшей от ужаса" группой его сотрудников, "настоящая бойня безоружных граждан происходила с 28 сентября по 2 октября… Человек в форме хрястко колотит дубинкой направо и налево всех, не разбирая, тяжелым ботинком добивает с размаху павших, норовя ударить по лицу, по голове, сбивает с костылей инвалидов, бьет в живот женщин… Страшно… Я видел, как трое в гражданском (раньше я их заметил у костров перед Домом) руководили операцией ОМОНа по рассечению и отсечению граждан. Я видел, как из толпы был выдернут подросток, его поволокли и бросили за омоновский "забор". Я слышал, как корреспондент мюнхенского радио тогда передал: "Создалось впечатление, что московские полицейские психически ненормальны" (Комсомольская правда. 1993. 22 октября).