Моше Бела - Мир Жаботинского

Все это ничуть не грустно, напротив,— дай Бог скорее. Но из всего этого вытекает, что исключительная, жертвенной святостью облеченная идеализация «труда» во всем современном быту и современном мышлении была явлением исторически мимолетным; не только в будущем, но отчасти уже и теперь, она является, в значительной мере, пережитком. Самая привычка наша связывать понятие «производства» с понятием «труда» есть, в перспективе эволюции, предрассудок одной, хотя долгой, но быстро уходящей, эпохи. Сентиментальное представление, что «кормилец», производящий для нас пищу, одежду и прочие товары, есть в то же время непременно и «труженик» par excellence — тоже временная, и не вечная истина. В 2030 году не придется даже издавать законов о фабричной или земледельческой повинности на два часа по два раза в неделю,— люди будут сами проситься в очередь, посидеть на вышке за кнопкой или покататься по полю на тракторе,— просто, чтобы отдохнуть на безделье от утомительного футбола.

Неудивительно, что поклонники «культа труда» в еврейских и сионистских кругах не могли принять такой образ мышления и вытекающие из него выводы, которые посягали на саму основу их мировоззрения. Несмотря на то, что со временем им пришлось смириться с действительностью и включить в состав «Всеобщей федерации трудящихся» представителей свободных профессий и даже работодателей — «эксплуататоров», они и сегодня не отваживаются признать, что сама основа «особой привилегированности» рабочего класса постепенно расшатывается. Приведенные ниже отрывки — это своего рода квинтэссенция веры Жаботинского в ту силу, которая правит и которой суждено господствовать в мировой экономике и, тем самым, в человеческой судьбе:

С точки зрения профана, настал момент проверить основоположения экономической науки (возможно, это уже сделано, но профан еще об этом не слышал). «Три» производственных фактора. Почему три, а не четыре? Четвертый называется по-английски brains — мозговой. На иврит вы сможете перевести его как «ум», «инициатива» или просто «мозг». И он никоим образом не является одним из компонентов понятие «капитал», но представляет собой самостоятельный фактор и даже — основной, не менее важный, чем «природа», которая постепенно покоряется техникой (в 2030 году в Сахаре будет налажено снабжение водой), и, в любом случае, гораздо более значительный, нежели «труд». Мировой пролетариат не имел и никогда не будет иметь того же влияния на производство, как «мозг» отдельных новаторов: технический интеллект знаменитых или неизвестных изобретателей, организационный талант Форда или того же Бати. Кому из них уготовано господство над миром? Это — бессмысленная дискуссия, грешащая и по отношению к справедливости: как созревающий демократ, демократ консервативного толка, я верю, что миром должны управлять все люди без исключения. И если все же следует делать различие, то в сфере мирового хозяйства, например, господствовал и должен господствовать разум индивидуумов, данный им от рождения, а не миллион серпов и молотов, тем более, что последние будут постепенно заменены автоматическими кнопками.

Когда мы были молодыми, приблизительно тридцать лет назад, «наемный рабочий» служил примером бедности и нищеты. Из всех обездоленных он был самым бедным, из всех угнетенных — самым несчастным. Так, во всяком случае, видели его мы — мелкобуржуазные бедняки. Но главное, что он, производственный рабочий, сам верил в это. Он считал себя представителем «заживо погребенного класса» и именно поэтому вел столь упорную борьбу за права таких же «погребенных»... Но за последние 30 лет ситуация изменилась. Сегодня объединенный пролетариат — один из самых могучих общественных факторов. Его профсоюзы — баснословно богаты; ни одно другое политическое объединение не в состоянии конкурировать с ним в этой области. В жизни государства пролетариат играет решающую роль. Половина законодательства просвещенных народов состоит из законов, охраняющих права рабочего. Он — единственный из всех слоев общества, о ком правительство и муниципалитет обязаны заботиться в момент кризиса — когда он лишается источника заработка. Уже давно миновали те времена, когда пролетариат служил примером безысходной бедности: сегодня он находится на положении, которое несколько поколений назад занимала «аристократия» — привилегированный класс, которому сам закон обеспечивает лучшие условия и расширенные права по сравнению со всеми другими слоями общества.

Идея сионизма прошла долгий и сложный путь развития — от Базельского конгресса в 1897 году и до провозглашения Государства Израиль в 1948-м. Большинство лидеров этого движения со временем предпочли «забыть» идею Герцля и Нордау о всеобщем спасении евреев путем создания еврейского государства и массовой эмиграции туда евреев всего мира. Вместо этого появились всевозможные теории об Эрец Исраэль как духовном центре мирового еврейства или «образцовом обществе», привлекательность которого со временем соблазнит всех евреев. Есть основания полагать, что д-р Хаим Вейцман — «архитектор» декларации Бальфура — видел в «национальном доме для евреев» не способ спасти их от Катастрофы, а лишь место, где Катастрофа не произойдет. Против такого «сужения понятий» Жаботинский восстал уже в 1919 году, когда Британия еще только «оформляла» свой мандат на Эрец Исраэль:

Сионизм — или ответ на ложь галута, или сам ложь. Сионизм призван создать убежище для народа Израиля в Земле Израиля, это — сионизм, и другого нет. Если мы будет вытаскивать из архивной пыли провинциальные идеи вроде «духовного центра» — мы не встретим ни отклика, ни поддержки... Если вместо грандиозного здания мы примемся строить ветхий шалаш — никто не придет к нам. Строительство здания — раньше мы рассчитывали строить его пол- или четверть века, но теперь очевидно, что мы должны закончить быстрее... Сионизм — это ответ на избиение, а не нравственное утешение, не духовное удовольствие и не образцовое общество для прочих евреев...

Для образцового общества вполне хватило бы «национального очага» — расплывчатого понятия, которое все больше вытесняло понятие независимого государства. Этим занимались отнюдь не только англичане. Многие лидеры сионизма им охотно в этом подыгрывали, не говоря уже о пресловутом «Союзе мира». Жаботинский называл такой сионизм «карманным сионизмом». И порочность его он усматривал не в его размерах — маленькие вещи могут быть тоже полезны. В статье, написанной в 1930 году, он описал невеселую картину, которая будет иметь место, если «идеал» национального очага осуществится, даже с согласия арабов. Несколько сот тысяч евреев заживут мирно, богато и счастливо (предположим) и будут наслаждаться всей полнотой национальной жизни. Но какими глазами будут взирать на этот рай преследуемые, голодные, избиваемые евреи галута? Они ведь захотят того же. Но ведь непреложным условием существования этого самого национального очага будет твердое соглашение с англичанами и (или) с арабами, что алия в Эрец Исраэль не будет превышать установленных квот. У правительства (в котором будут заседать и евреи) не будет другого выхода, как герметически закрыть границы страны, полиция (в том числе и евреи) будут следить за еврейскими туристами, как бы они «контрабандой» не остались в стране. Жаботинский подвел итог: