Патрик Гардинер - Артур Шопенгауэр - Философ германского эллинизма

296

1. Архитектура. Шопенгауэр располагает виды искусства в соответствии со шкалой, которая отображает структуру его метафизической оценки тех способов, какими воля проявляется в мире опыта. Раньше мы обращали внимание на то, что на разных стадиях "объективации" воли в феноменальной реальности существуют различные специфические Идеи, которые располагаются в восходящем порядке. Архитектурные Идеи, основанные на чувственном восприятии, составляют самые низшие ступени объектности воли, и (как мы могли бы ожидать) Шопенгауэр определяет их как фундаментальный и далее необъяснимый "осадок", который можно объяснить с помощью теорий презираемых им "механических" наук. Таким образом, нам говорят, что такие Идеи, как "тяжесть, единство и сцепление", представляют основной интерес архитектуры и что, "собственно говоря, несоответствие между тяжестью и инерцией составляет ее единственный эстетический материал. Если мы игнорируем предположение (чисто умозрительно), что архитектор понимает то, что не понимает ученый-естествоиспытатель, то, в общем, нетрудно увидеть, что это утверждение, по существу, значит.

В архитектуре постоянное внимание уделяется двум понятиям: грузу (или тяжести) и поддержке, а ее "основной закон" заключается в том, что определенной тяжести должна соответствовать достаточная поддержка, а определенной поддержке - необходим соответствующий груз. Считается, что самым ярким примером рассматриваемого закона являются здания, построенные по принципу "колонна и антаблемент", так как здесь поддержка и груз "полностью отделены", так что "становятся очевидными их взаимодействие и связь друг с другом" (том III). В других архитектурных стилях, например в строениях со сво

297

дами, этот эффект абсолютного разделения не достигается, так как в своде каждый камень является одновременно и поддержкой и грузом, и создается впечатление, что колонны удерживаются в определенном положении в результате давления арок. Шопенгауэр выражает подобные мысли, говоря о наклонных (в противоположность плоским) крышах, где две половины крыши взаимно поддерживают друг друга, а также о зданиях, в которых балконы держатся без каких-либо опор, "кажется, что они просто висят в воздухе, что тревожит разум" (том III). С другой стороны, когда здания построены так, что очевидно разделение груза и поддержки, и произведены точные вычисления (например, какие производили греки), для какой поддержки необходим какой груз, то в полной мере проявляется взаимодействие всех свойств, заключенных в "огромной массе камня", при этом эти свойства наиболее очевидно и выразительно проявляют свои потенциальные возможности. И именно это является эстетической (а не практической) целью архитектуры, такой целью, для достижения которой в дальнейшем необходимо строгое соблюдение правил пропорции и симметрии, а также использование правильных геометрических форм: дуг, кубов, цилиндров, конусов и т. п. Такие размышления привели Шопенгауэра к тому, что он признал греческий стиль как самый совершенный, который был достигнут или который действительно возможно достичь, и далее он утверждает, что любое очевидное отклонение от правил и образцов этого стиля является шагом назад. Но необходимо заметить, что он настаивает на своей точке зрения лишь в разумных пределах и замечает, что архитекторы, следуя греческому идеалу, должны суметь адаптировать его к обстоятельствам и ограничениям, связанным с климатом, временем

298

и особенностями страны. Также он признает, что готическая архитектура, несомненно, обладает определенной красотой, и соглашается, что, стремительно поднимаясь ввысь, она "покоряет силу притяжения жесткостью конструкции", таким образом приобретая "таинственный и сверхъестественный характер", присущий ей. Но в конечном счете эта красота "иллюзорна", она достигает эффекта исключительно "субъективно", обращаясь к нашим эмоциям и к определенным историческим ассоциациям, пробуждая чувства, чуждые истинному искусству. Более того, при использовании множества структурно бессмысленных или ненужных приемов очевиден недостаток "открытости" и правдивости, являющихся характерной особенностью классических зданий, в которых можно видеть завершенность "каждой части: столба ли, колонны, арки, антаблемента или двери, окна, ступеньки или балкона, которая достигается наиболее прямым и простым способом" (том III).

Следуя этой точке зрения, Шопенгауэр подвергает критике современную ему архитектуру. "Безвкусный стиль", проявляющийся в бесполезных украшениях и беспорядочных постройках с "бессмысленными" дополнениями и излишествами, усложнениями и прихотями, не имеющими цели, производит такое впечатление, будто ребенок играет инструментами, которыми не умеет пользоваться. Источник этих ошибочных технологий может быть найден в широко распространенном неверном истолковании представления, что все созданное людьми для своего использования - не только здания, но и приспособления, и утварь всех видов должно сохранять сходство с созданиями природы. Таким образом, это можно понять так, что подразумеваемое подобие должно иметь видимую форму: так, колонны должны быть созданы по образцу форм де

299

ревьев или человеческих конечностей, форма зданий должна напоминать "мидий, или улиток, или чашечку цветка" и т. д. ("Parerga", II, с. 459). Другими словами, все, что создает человек, должно максимально повторять естественные формы. Шопенгауэр отвергает эту догму, которая была общепринята в середине и в конце XIX столетия, так как она основана на неверном понимании.

Прежде всего, ошибочно сравнивать такое особое искусство, как архитектура, с другими видами изобразительного искусства, такими, как живопись, скульптура, графика. Но архитектура и не пытается (используя терминологию Шопенгауэра) "повторять" или "копировать" особыми эмпирическими средствами Идеи, проявляющие себя в объектах опыта; вместо этого она показывает нам "саму вещь" (например, камень, который является материалом строителя), и делает это таким образом, который ясно и полно выражает ее сущностный характер. В любом случае, полная ориентация на природу в этом контексте создает путаницу в другом смысле. Действительно, есть определенный смысл в том, что архитектор обращается к природе как к модели, но эту предоставленную ему модель обычно представляют себе совсем по-иному, так как во всех созданиях природы средства идеально приспособлены (хотя и бессознательно) для достижения цели - "воля направлена на внешний мир изнутри и полностью овладевает материалом".

300

Поэтому же Шопенгауэр считает, что здания должны быть построены не бездумно, имитируя естественные формы, но так, чтобы каждая деталь непосредственно и конкретно выполняла свою функцию, и при этом не должно быть ничего, что не имеет хотя бы малейшую практическую цель. Здесь, как и в других местах, он обращает свой взор к избранному им греческому идеалу. И может привести в изумление возникший парадокс, что, несмотря на существование идеала и на то, что Шопенгауэр пытается провести четкое различие между эстетическими и практическими или утилитарными целями, которым служит архитектура, тем не менее оказалось, что во многих своих замечаниях он предвидел переворот в архитектурном мышлении, который произошел начиная с Адольфа Лооза и Германа Мютесиуса, появившихся спустя пятьдесят лет после того, как он это написал.