Патрик Гардинер - Артур Шопенгауэр - Философ германского эллинизма

1 An Introduction to Wittgenstein's Tractatus (Введение в "Трактат" Витгенштейна). 1959. Однако, как замечает госпожа Энскоум, в других местах "Записей в тетради" можно заметить и другую точку зрения, которая ближе к пониманию Шопенгауэром связи между волей и физическим поступком. Например, обсуждая вопрос, является ли воля отношением к миру, Витгенштейн пишет: "Очевидно, что невозможно проявлять волю без совершения акта воли. Акт воли - это не причина действия, а само действие. Нельзя выражать волю и при этом бездействовать". И далее он продолжает: "Желать - не значит действовать, а выражать волю - означает действовать... Суть в том, что если я выражаю волю, то совершаю поступки, а не в том, что я совершаю какие-либо поступки, которые являются причиной действия" ("Заметки").

2 Также см далее главу 7.

380

Дальнейшее сходство, также имеющее отношение к тому, что было только что сказано, замечено в идеях Витгенштейна о "смысле жизни", причем эти замечания впоследствии стали предметом различных интерпретаций комментаторов. Особенно мне запомнилось его утверждение, что "решение загадки о жизни в пространстве и времени лежит вне пространства и времени. (Конечно, не естественные науки должны решать эту проблему.)" (6.431-432, а также то, что он говорит далее, - 6.521-522):

"Решение проблемы жизни заключается в исчезновении этой проблемы.

(Разве это не причина тому, почему люди, к которым после долгих сомнений приходит понимание смысла жизни, не могут сказать, в чем этот смысл заключается?)

Это действительно невыразимо. Понимание этого являет себя; это нечто мистическое".

Далее, как было замечено ранее, Шопенгауэр проводит связь между неким внутренним пониманием (интуицией), проявляющимся в морально хороших поступках, и типом понимания, которое относится к "мистицизму". Посредством противопоставления его всем научным или повседневным знаниям он также допускает, что человек, владеющий подобным внутренним пониманием (интуицией), не всегда может сформулировать его теоретически, оно просто проявится в его поступках и чувствах. И это, можно сказать, представляет собой явную параллель с цитатами из Витгенштейна. Однако есть и заметное различие, так как для Витген

381

штейна этика (как нечто мистическое) всегда остается за пределами четкого вразумительного объяснения; таким образом, то, что можно выразить лингвистически, ни в коем случае не может быть истинным. Может существовать "правильное видение мира", но оно не может быть передано с помощью языка: "wovon man nicht sprechen kann, daruber muss man schweigen". С другой стороны, вряд ли можно сказать, что Шопенгауэр считал важным затруднение, с которым встречается человек, пытаясь объяснить и охарактеризовать свое внутреннее понимание морали, поскольку он сам пытался найти подобное объяснение и в конце концов нашел его, хотя объяснение его не совсем точно и полно.

Исходя из этого оказывается, что для него границы всех форм дискурсивного знания и мышления должны изначально проходить не здесь, а где-то еще. Этика имеет границы, и, только когда мы достигаем последней ступени системы Шопенгауэра, мы достигаем того предела, который Витгенштейн установил намного раньше. Конечно, эта теория "неплодотворна для этики": то есть не теоретическое размышление заставляет человека поступать хорошо; он должен, так сказать, "чувствовать" изнутри (интуитивно), какое поведение считается хорошим. Оно также плодотворно в том смысле, что словесные формулировки и законы, как бы их ни внушали, бессильны сделать человека лучше.

Но нельзя сказать, что то, что понимают "интуитивно" и воспринимают в глубине морального сознания, не может иметь теоретического выражения. И все же в целом Шопенгауэр намекает, что в определенной степени это возможно. И тем не менее, Шопенгауэр не всегда последователен в своих рассуждениях, и можно найти отрывки, где он выражает другую точку зрения.

382

Так, в одном месте он пишет (том I), как будто знание, от которого происходит добродетель, не может быть выражено ни на одном языке: "просто потому, что оно не может быть извлечено и его нельзя высказать, а оно должно возникать в каждом"; оно находит свое истинное выражение "не в словах, а только в поступках, в поведении, в самой жизни человека". Далее, в более позднем сочинении [1], он начинает с утверждения, что морально хорошее сознание находится вне "теоретических рассуждений", и продолжает оспаривать: "Мы не можем ничего утверждать по поводу человека, который обладает таким сознанием, так как если бы рассуждали о таком человеке, то оказались бы в царстве разума; а поскольку мы вообще можем говорить только о том, что имеет место в этом царстве, то мы можем говорить о лучшем сознании, используя только отрицательные понятия".

1 См.: Essays (Эссе).

Если все это соединить с определением, которое в этом контексте он дает "теоретическому размышлению" как единственному источнику, из которого происходит мое знание, то есть весь мир опыта, то на память приходит этическая доктрина "Трактата", которая, несомненно, является поразительной.

Глава 7

О МИСТИЧЕСКОМ

Принимая во внимание рассуждения, приведенные в конце предыдущей главы, возвратимся к проблеме, с которой начинается философская система Шопенгауэра и, в некотором смысле, заканчивается. Лежащая в ее основании картина мира, на основе которой он описывает жизнь человека, такова, что человек в ней представлен пленником, подобным птице в клетке. Это становится очевидным, когда он говорит о человеческой природе в двух ее аспектах - познавательном и практическом. С точки зрения познания мы ограничены его формами, обусловленными "пониманием и разумом", и попытки выйти за эти границы, выдвигая доводы априорного или рационалистического знания ("догматическая метафизика"), приводят к полному отрицанию ограничений, которые в действительности присущи нашему пониманию мира.

С практической стороны мы ограничены законами, формирующими нашу сущность, как созданий "воли", как всех людей в целом, так и каждого человека в отдельности, и попытки отрицать это, апеллируя, например, к сомнительному интроспективному сознанию эмпирической свободы выбора, тоже приводят к значительным недоразумениям. Более того, два типа ограничений тес

384

но связаны между собой; как наши возможности постижения и размышления о нашем опыте, так и то, как мы проживаем нашу жизнь и относимся друг к другу, оба они происходят из одного источника - из единой всепроникающей метафизической воли. Мы, как проявление воли, создаем (так сказать) "свой мир", который является нам в соответствии с формами, определенными principium individuationis. Это объясняется тем, что мы осознаем этот мир именно в тех формах, которые приспосабливаем к власти воли в наших поступках и мыслях. Возможно ли освобождение из этого плена, и если да, то как? Эту особенность своей философии, которая сразу же подверглась критике, Шопенгауэр развил таким образом, что, изначально преградив (как казалось) все возможные пути отступления, он постепенно сближает те глубокие расхождения, которые ранее были непреодолимыми препятствиями. Что первоначально казалось неизменной и жесткой границей, строго очерчивающей пределы всего человеческого знания, постепенно разрушается, где речь идет о самых важных моментах под давлением ряда радикальных антитез, причем они проявляются снова и снова на различных уровнях его системы: например, антитеза между абстрактным и интуитивно конкретным пониманием; между "разумом" (обладающим дедуктивными способностями и умением делать выводы) и "интуицией" или "мудростью"; между повседневным, практически ориентированным восприятием и созерцанием "без-воли"; между научным "понятием" и "Идеей" искусства; наконец, между теоретическим знанием, которое развивается в соответствии с законами или правилами, которые можно сформулировать и транслировать, и недискурсивным, или "непосредственным", знанием, которое возникает из внутреннего убеждения и "чувства" и на котором основывается этика.