Иван Кашкин - Для читателя-современника (Статьи и исследования)

Он к матери прижался. Так он мал,

Что от нее едва заковылял.

Я там не задержусь. - И ты приди.

("Пастбище")

А дальше - пересохший летом ручей и гниющая в осенних туманах поленница дров, сад, боязливо притихший в ожидании утреннего заморозка, а за этим и весь круг деревенских трудов и забот: и починка каменной ограды, и сенокос, и уборка сена, и сбор яблок.

Новая Англия, особенно уединенные уголки Вермонта, где была ферма Фроста, - самое подходящее место для раздумий, но Фрост размышляет о том, что характерно не только для местного, но и для всякого американского фермера и более того - для всей собственнической Америки. Как будто бы поглощенный описанием повседневных дел, он помнит и о том, чего не вмещает злоба дня. В частном он видит и показывает целое и в шутку называет себя "синекдохистом".

Он прост, но только на поверхности. В беглых замечаниях у него заложена иной раз глубокая философская мысль, и философия его действенна.

В основе многих стихотворений Фроста - отточенная афористическая формула, чаще всего концовка, и почти всегда концовка поучительная. Впрочем, иногда Фрост предоставляет делать вывод самому читателю. Так, в стихотворении "Починка стены" он за обыденным эпизодом показывает столкновение двух мировоззрений. С безошибочным знанием дела Фрост описывает, как два соседа-фермера чинят каменную ограду, кладка которой возможна только с обеих сторон. Один из соседей с большой неохотой закладывает какой-то дальний пролом. Он чувствует: "На свете нечто есть, что стен не терпит и ломает их". Он недоумевает, выйдя к месту, "где и ограда ни к чему: там - сосны, у меня же - сад плодовый. Ведь яблони мои не станут лазить к нему за шишками". Но слышит в ответ вековечное присловье собственника: "Забор хорош - и хороши соседи" - эту косную, тупую "мудрость" обывателя, которого поэт уподобляет "дикарю из каменного века". От этой совместной, но непроизводительной, зряшной работы у поэта остается тяжелое чувство. Но вот он с граблями вышел убирать скошенное другим на заре сено. Он работает один, но, заметив оставленный косцом пучок цветов, он ощущает общность с тем, кто был здесь до него. "И я бы поступил так же". Он думает: "Как будто мы работаем вдвоем". И говорит: "И порознь мы всегда работаем для общего труда" ("Пучок цветов").

Наткнувшись в горах на заброшенную хижину, он вспоминает о тех, кто жил в ней и работал на оголенных участках вырубленных лесов, и думает: "Мне хочется, чтоб жизнь была повсюду" ("Переписчик населения"). Глядя на стволы берез, согнутые зимними бурями и намерзшим льдом, он вспоминает, как мальчишкой взбирался до самой вершины березы, словно к самому небу, и потом, оседлав верхушку, опускался с нею до земли. Поэт хотел бы снова, как когда-то, на мгновение оторваться от земли и потом вернуться к ней, лететь вниз, уцепившись за верхушку согнутой березы, потому что: "Земля - вот то, что надо нам любить, и для меня нет ничего милее" ("Березы").

Земля мила Фросту во всех ее обличьях. Ручей хорош для Фроста даже тогда, когда в июньский зной он пересыхает и еле заметной струйкой уходит под землю.

Примолк к июню горный наш ручей,

Что по весне бурлил и клокотал.

Теперь иссох он, меж камней пропал.

И жаб древесных нет среди ветвей,

И бубенцами больше не звенят

Оравы бойких, звонких лягушат.

Как полноводен был ручей и чист,

Когда над ним раскрылся первый лист.

Когда ж листва на землю упадет

Струю лишь памятливый взор найдет.

Не о таких ручьях поэт поет.

Ручей хоть на себя и не похож,

Но по-милу он нам всегда хорош.

Невидящим у нас ответ один:

Любимое мы любим без причин.

("Лягушачий ручей")

Красоту природы Фрост ищет не в нарядной красивости, но в ее внешне неприглядном повседневном уборе, когда, по выражению Эмили Дикинсон, "застигнуть можно невзначай природу, как и нас". Очень показателен в этом отношении цикл зимних стихов Фроста, которые настолько внутренне связаны и органичны, что цитировать трудно и хочется привести их целиком. Вот посещает поэта его "ноябрьская гостья":

О грусть моя, ты здесь со мной

В ненастные, пустые дни.

Вокруг деревьев черных строй,

Но люб лесов тебе покой,

И бродим мы с тобой одни.

С тобою вместе все грустят:

Злой ветер ветви оголил,

И птицы больше не звенят,

И скромный, серый твой наряд

Седой туман посеребрил.

И сквозь нагих деревьев свод

Навес свинцовых туч сквозит.

Но все, что душу ей гнетет,

Все грусть прекрасным признает

И мне об этом говорит.

Уже давно я оценил

Ненастливый ноябрьский день.

Но сколько бы я ни твердил,

Не веришь, что его любил

И до того, как грусти тень

Я снова в дом к себе впустил.

("Ноябрьская гостья")

А вот как он в намеренно угловатых, неровных строках с прихотливо расставленной перебивающейся рифмой передает жутковатое ощущение одиночества и беспомощности у американских хуторян-фермеров на уединенной, затерянной в снегах ферме. Картина, которая позволяет нам наглядно представить столь частые ранней весной сообщения о людях, застигнутых очередной снежной бурей на Восточном побережье Соединенных Штатов:

Когда ветер ревет в темноте, завывая,

И наносит сугроб,

Наш дом подпирая и с востока и с юга,

И сипит злобно вьюга, на бой вызывая,

Зверюга:

"Выходи! Выходи! "

Но куда одному с ней сражаться,

Принимать удар ее в лоб.

Вот наших сил подсчет:

Двое и с нами дитя.

Надо теснее друг к другу прижаться

И следить, как, в камине свистя,

Выдувает ветер тепло, и гудит,

И сугробы метет.

Ни двора, ни дороги, ни вех,

И сарай заметен до застрех.

Копошится сомненье - чем кончится ночь?

И хоть утром придут ли помочь?

("В бурю")

Но снег не только пугает поэта. Наутро он и радует его.

Сук закачался,

И снежный ком,

Искрясь, распался,

Задет крылом.

И почему-то

Развеял тень

Того, чем смутен

Был скучный день.

("Снежная пыль")

Как тут не вспомнить тютчевское "Бродить без дела и без цели и ненароком, на лету, набресть на свежий дух синели или на светлую мечту..." 1.

1 См. Ф. И. Тютчев. Лирика, т. I. M., "Наука", 1966, стр. 73.

Созерцание природы не отвлекает поэта от сознания того, что долг зовет его туда, где он сейчас нужен; может быть, туда, где его спокойные стихи подбодрят зимующих на занесенных снегом фермах. Фроста влечет покой и уединение лесов, но он "идет туда, куда должен идти", на зов людей и на помощь людям:

Прервал я санок легкий бег,

Любуясь, как ложится снег

На тихий лес, - и так далек

Владеющий им человек.

Мой удивляется конек:

Где увидал я огонек,

Зовущий гостя в теплый дом

В декабрьский темный вечерок;

Позвякивает бубенцом,