Юрий Мухин - Россия — всадник без головы

В Германии Андрей и Тамара разошлись, она снимает крохотный летний домик с участком в три сотки, в котором благодаря климату живет почти весь год, выращивая по привычке для детей огурцы, помидоры и т. д. Я советую: «Заведи три-четыре курицы, они не только обеспечат тебя яйцами, которых тебе за глаза хватит, но и будут съедать остатки со стола и с участка, кроме этого, будут давать немного, но очень сильных удобрений». Тамара только вздохнула — нельзя, никакой живности на участке держать нельзя. Такая у них свобода.

Мой отец в 1948 г. сам построил дом (в СССР это поощрялось) на участке в четыре сотки, но почти до конца 70-х был и сосед, так что фактический участок был в пределах 2,5 соток. Мы всегда держали кур, иногда уток или кроликов. Я одно время держал голубей. У нас всегда были собака и кошка. И если бы кто-то сказал нам «нельзя», мы бы, советские люди, его даже не поняли, поскольку не обязаны были понимать придурка, в такой степени покушающегося на нашу свободу.

Сейчас я живу в Москве в обычном 14-этажном доме, и у соседей по подъезду полно собак — от огромной овчарки до пекинеса с ладошку. А вы присмотритесь хотя бы к американским фильмам — в США держать собак в квартирах большинства домов запрещено. Да что квартиры. Мой товарищ живет сейчас на юге США в своем доме на огромном, по нашим меркам, участке земли в половину акра, т. е. в 20 соток. Спрашиваю, какой породы собачку держит? Отвечает — нельзя! Кто бы нам в СССР на 20 сотках запретил держать хоть стадо коров? Живет мой товарищ на берегу океана, спрашиваю, как часто он в нем купается? Отвечает — нельзя, хочешь купаться — заплати и купайся в специально построенном на берегу бассейне.

Корреспондент «Дуэли» в Вене А. Дубров собрал со страниц австрийских изданий «Kurier» и «Der Standard» такую информацию об уровне свободы в США:

«Недавно в Вашингтоне полицейский повалил на землю беременную женщину, которая, по его мнению, слишком громко разговаривала по мобильнику. После этого он надел женщине наручники. Аналогичный случай произошел в вашингтонском метро. Подросток откусил от плитки шоколада, а есть и пить в метро запрещено. Полицейский надел на него наручники и отвел в участок. В городе Окала, штат Флорида, девятилетний мальчик нарисовал в школе рисунок, который, по мнению учительницы, содержал «элемент насилия». Учительница вызвала полицию, те надели на мальчика наручники и повезли в участок. В 1999 году соседка лживо донесла на 11-летнего мальчика, что тот сексуально преследует свою маленькую сестру. Мальчика вытащили из постели ночью, надели наручники и бросили на шесть недель в тюрьму, пока не выяснилось, что соседка наврала. Во Флориде за плохое поведение в детском саду полиция задержала пятилетнюю девочку. Девочке надели наручники и доставили в участок».

Мне опять скажут, что зато в США свобода слова и свобода передвижений. Но если у них свобода передвижений, то почему же они не уедут из этой паршивой страны, а если у них свобода слова, то почему же они не используют ее, чтобы изменить свои собачьи порядки? «Потому, — ответят мне, — что им такие порядки нравятся». Все правильно: если человек по своей натуре раб, то его и такие порядки устроят.

Есть старый анекдот. Маленький мальчик поздно вечером подкрался к спальне родителей и заглянул в замочную скважину. После чего развел руками и удрученно сказал:

— И эти люди запрещают мне ковыряться в носу?!

Так и мне остается сказать:

— И эти задолбанные рабы учат нас, советских людей, свободе?!

Давайте задумаемся над вопросом, который никто себе не задает ни в России, ни в мире, а надо бы: а кому она, эта самая свобода слова, нужна?

Нет, любителей поболтать про свободу у нас хоть пруд пруди, но сама-то свобода кому нужна? Народ ведь у нас, впрочем, как и в остальном мире, в основном без больших претензий на все гражданские свободы: народ хочет в безопасности кушать сладко, какать гладко (быть здоровым). Ну и развлекаться. А уж как вершина свободы — поехать в отпуск в Турцию и там сфотографироваться под пальмой, чтобы было чем перед приятелями прихвастнуть — дескать, и я «не хуже прочих»! И ведь нынешний правящий режим для всего для этого дает народу неограниченную свободу. Счастливая жизнь!

А все эти свободы выборов, собраний, слова — кому они в этой народной массе нужны, если у народной массы есть свобода кушать, какать и развлекаться?

Мне скажут, что так, в общем, и всегда было, и везде — народная масса политическими свободами не пользуется, посему они ей в основном безразличны, а свободы нужны элите этого народа — умным людям, ведущим за собой эти самые народные массы. Так-то оно так, да вот только на практике хоть мировой, хоть нашей российской элите политические свободы нужны еще меньше, чем простому народу. Крику о свободе — да, крику от элиты много, а как доходит до дела, так эта самая элита первая бросается свободу душить, причем включая и свою собственную личную свободу.

Итак, свобода слова. На первый взгляд она нужна прежде всего журналистам и оппозиционным политикам. А вот реалии России.

Перед думскими выборами приехала в Москву миссия ПАСЕ, в том числе выяснить, насколько свободно наша пресса может осветить выборы. Миссия заранее послала сообщение о своей встрече с прессой России всем СМИ и персонально пригласила 15 главных редакторов, в том числе и меня. Предполагалась 9 ноября 2007 г. часовая встреча главных редакторов с миссией, а потом часовая пресс-конференция. Пришел на встречу только я, да еще корреспондентка «Коммерсанта», но когда она узнала, о чем ей придется говорить, то покинула джентльменов по-английски — не прощаясь.

Что заставило российских журналистов пренебречь приглашением десяти депутатов Европарламента во главе с английским лордом — страх главных редакторов перед нынешним режимом и своими хозяевами? Наверное, не без того, но, видится, главное было в том, что прессе России на самом деле наплевать на свободу слова — на свою свободу. Кстати, этот лорд с видимой обидой сообщил, что они встречались с Явлинским и спросили его о свободе слова. Гриша, отдадим ему должное, заверил, что никакой свободы слова в России нет, но когда миссия попросила его привести какой-нибудь конкретный пример, Гриша предложил им самим поискать примеры в Интернете. «Но ведь мы не знаем русского языка», — оправдывался лорд, и было видно, что он недоумевает, как политик, болтающий об отсутствии свободы, может не интересоваться конкретными примерами ее удушения.

Еще пример на эту же тему. 19 апреля сего года был митинг русских националистов, посвященный освобождению политических заключенных. Ведущий митинга, давая слово двум десяткам выступающих, в промежутках между выступлениями читал в алфавитном порядке длинный список националистов, уже сидящих в тюрьмах России: «Абакумова Светлана, журналист, писала правду о положении русского народа, находится в заключении. Андрущенко Николай Степанович, журналист…» — и так далее до буквы «я». Так вот, на митинге было с полтыщи народу самых разных профессий и слоев — были и молодые, и пенсионеры, были и ученые, и офицеры, были православные и коммунисты. Не было только журналистов — российских журналистов проблема свободы слова не интересует.