Газета День Литературы - Газета День Литературы # 170 (2010 10)

А вот прапрадед героя в мае 1915 года, после немецких погромов в Москве, попал под обширную чистку, когда царь снёс всю верхушку московского начальства, и ушёл на фронт. Служил позже и в Белой армии, у Деникина, после разгрома эмигрировав. Так его следы и теряются.

Увлекшись историей рода, Дмитрий Рогозин копнул глубоко, почти до ХIII века, к немецким крестоносцам. Родоначальниками фамилии Миткевич были прусские князья. Как пишет автор: "Гербом рода Миткевич-Жолток является так называемый герб "Калинова", который в свою очередь происходит от герба "Прус" – с изображением занесённой к небу рыцарской руки в доспехах с обнажённым клинком, напоминающим о кровавой сече с меченосцами". После знаменитой Грюнвальдской битвы к фамилии Миткевич добавилась вторая половина – Жолток.

Герои повести – представители рода баронов Миткевич-Жолток, но автор, описывая жизнь своих предков, вовлекает нас и в движение самой истории. Среди действующих лиц появляются король Ягайло и князь Витовт, великий магистр Ордена, хан Джелал Ад-Дин. В иную эпоху мы встречаемся с императором Николаем Вторым, с генералом Джунковским...

Отец и дед героя – уже советские военачальники – тоже славно продолжили историю военного рода. Повесть Дмитрия Рогозина закрепляет вновь возрождающуюся традицию – писать свои родословные. Ведь вся история нашей державы во все времена держалась на доблести и славе конкретных людей, воинов и политиков, писателей и учёных, купцов и открывателей новых земель. Миллионам наших сограждан есть что сказать. Так пусть же наши дети и внуки учатся записывать предания своих славных фамилий. Как пишет Рогозин: "Говорят же, что существует такое понятие как Зов крови. Эта генетическая память пробивается сквозь поколения и века. Даже черепашки, рождённые в яйцах в песчаных дюнах, знают, что первым делом надо забежать в набегающую волнами водичку. Там их среда обитания. Там их родной дом…"

Не будем забывать об этом Зове.

О влиянии Сергея Есенина на современную поэзию

Вглядываясь в поэзию Сергея Есенина, мы можем отчётливо увидеть, чем она питает стихи сегодняшние и чем от них кардинально отличается.

Есенин дал всем последующим поколениям русских поэтов непревзойдённый пример певца, будто растворённого в родной земле, её традиционном укладе, природе, а также – во времени, которое безжалостно рушит всё вчерашнее. Он испытал в своей художественной мастерской новые приёмы поэтического творчества, его проникновенные строки не кажутся архаичными и теперь, когда стихами порой называют очевидный словесный мусор.

Есенин удивительным образом соединил в себе черты поэта-традиционалиста и поэта-новатора. И обрёл творческую возможность увидеть родину в трагическую эпоху исторического перелома и воплотить зримое в ярчайших образах, проникнутых любовью и горечью, жаждой жизни и печальным расставанием с ней.

Однако есенинский лирический пессимизм несопоставим с нынешними "поэтическими рыданиями", будто провожающими Россию в последний путь. Такое различие продиктовано, прежде всего, неотделимостью поэта от родной земли: он чувствует её мистические токи, тайное сопротивление губительному мороку, который охватил знакомые пределы, он является живой частью родины – и потому никак не может присутствовать на её отпевании, будто бы склоняясь над усопшей и обливаясь слезами.

В Есенине не найти рассудочности, которая, словно жук-древоточец, выедает древо современной поэзии изнутри. Это ещё одна причина, по которой его лирического героя нельзя представить стоящим рядом с Россией и говорящим о её кончине.

В его произведениях отразилась русская история и русская беда, прошлое, настоящее и будущее отчего края. Это свойство есенинской поэзии помогло ей сохраниться в безжалостном XX веке. Строки поэта повторялись на фронтах Отечественной войны, проницали собой все годы нашей жизни. Будто капля крещенской воды, превращающая в святую влагу целый водоём, стихи Сергея Есенина входили в душу, которая ещё не поняла собственных истоков, и делали её русской.

У Есенина достаточно много строк, совсем не похожих на знакомые образцы народной лирики, с её напевностью, мерностью повествования и прозрачностью сюжета. Масса смысловых диссонансов, ритмических перебоев, гротескных образов и тому подобных примет урбанистического, городского стиха. Но интонация поэтического голоса в столь разных произведениях, по существу, везде одна. Перед читателем возникает облик человека, который может говорить тихо и громко, признаваться в любви и кричать от негодования, быть вдумчивым и непререкаемо резким. Такая переменчивая и широкая в своих берегах художественная речь – одна из примет творческого гения, которому послушны слова и смыслы. Для него внутренняя свобода есть "человеческая" сладость и, вместе с тем – бремя мистической ответственности.

Современная поэзия взяла из сокровищницы Есенина очень важные свойства:

– любовь к русскому пейзажу;

– тягу к деталям реальной жизни, будь то предметы быта или коллизии меж людьми, живущими на селе;

– понимание своих родовых корней – можно сказать, таинственный зов крови, что течёт в наших венах и является частью крови древней, вошедшей в сос-тав земли.

Каждый поэт примеряет к себе ту художественную вещь, в которой ему не тесно петь и жить. Иначе и быть не может, поскольку певческий голос должен быть свободным – достаточно посмотреть на поющую птицу. Есенинское пространство пополняется новыми стихами, в которых современный автор естественно слит со своим великим предшественником. И это не подражание давним прописям, когда дыхание сего дня отодвинуто от слов и красок, от образа человека и образа мира. Поэты "есенинской школы" очень часто не похожи друг на друга, и может показаться, что заветы Есенина таким образом размываются и мельчают – но это неверно. Та река вдохновения, начало которой дал наш национальный поэт, принимает в себя разные притоки и становится полноводной, будто Волга.

И в том – значение Сергея Есенина и причина непреходящей любви русского человека к своему гению.

Из речи на Яснополянской Встрече – 2010

"Революция сознания" против "сознания тщеты рассуждений" – вот полное название темы, которую хотелось бы раскрыть в этой статье.

И первое определение, и тяжкий дневниковый вздох принадлежат Льву Николаевичу Толстому одномоментно, к концу первого и последнего для него десятилетия наступившего XX века – века великих надежд и невиданных разочарований, сначала поднявшего человека с колен, а под конец опустившего его на четвереньки... (Замечу в скобках, что стоять на коленях и стоять на четвереньках – это, конечно, два разных, психологически, нравственно, политически и всяко обусловленных положения).