Газета День Литературы - Газета День Литературы # 171 (2010 11)

Отец зашевелил рукой и приоткрыл глаза. Я сначала подумал, что он так спит. Нет, точно не спит!

– Пап, ты как? Проснулся?

– Я сейчас удивительный сон видел. Очень хороший. Будто бы мы все собрались, вся семья. И внуки, и правнуки, и дети со своими супругами, и Томочка, и Танины родители, все-все. И сидим мы в лесу за столом. Птицы поют как по заказу. Небо чистое – ни облачка! Солнышко не жаркое, а тёплое, лёгкий ветерок с прохладой. Сидим за столом, а стол весь блюдами покрыт, да со всякой всячиной и вкуснятиной. Икра чёрная и красная, молочные поросята с оливками вместо глаз, соленья, разносолы разные, наливка в кувшинах, кваса и пива по жбану, хлеб горячий, как помнится, на Алтае в эвакуации нас булочник баловал таким хлебом, а мы ему за это воды носили. Вот такой сон прекрасный, даже просыпаться не хотел.

– А меня во сне видел? – мама присела на край кровати и влажной салфеткой стала вытирать отцу лоб и волосы.

– Я же говорю, и ты там была. Вся наша семья.

– Алик, вот ты поправишься, и мы поедем на дачу, там в лесочке так и усядемся.

– Да нет, это не на даче было. Место какое-то неузнаваемое.

Мать многозначно посмотрела мне в глаза, но я не понял, что означал для неё и отца этот его сон. Сон как сон. Я часто сны вижу, цветные и увлекательные, но только на третий-четвёртый день отпуска.

Мама взяла телефон и с Алексеем вышла в коридор. Наверное, звонить пошла по списку друзей.

– Пап, ты не устал? Разговор про нашего полицмейстера продолжим? Есть что тебе рассказать.

– Да-да. Давай. С удовольствием. На чём мы с тобой остановились? …Банка с недоноском. Слушай, а ведь это целая метафора, образ! Образ русской революции. Недоношенной в 1915-м, но к 17-му году вполне созревшей и вылезшей из этой банки. Страшный образ. Скажи, а что было потом с Николаем Антоновичем? Он ведь на фронт ушёл после разговора с царём, так?

– Да. В сентябре он уже прибыл на Западный фронт.

– Дед Борис мне рассказывал, что в конце 1915 года они встретились – отец-генерал и сын-подпоручик.

– Судя по "Краткой записке о службе", которую я получил из Военно-исторического архива, твой дед в октябре 1915-го был отозван с Северо-Западного фронта и командирован в "Офицерскую школу Авиации для обучения полётам". Видимо, там и состоялась их первая за время войны и последняя в жизни встреча. Там же в Военно-историческом архиве я раздобыл аттестацию военного летчика, подпоручика Бориса Миткевича-Жолтка. Вот она. Смотри. Так… Графа "Должность и с какого времени" – здесь сказано: "Начальник 3-ей сборочной авiацiонной базы – съ 29 апръля 1917 года". То есть они оба продолжали служить на разных фронтах: Николай Антонович – на Западном, а Борис Николаевич – на Северо-Западном. Кроме того, дед Борис в 16-м был ранен и находился на излечении.

А вот сейчас прошу внимания! У тебя, отец, будет прилив гордости! Зачитываю характеристику на Бориса Николаевича. Она приложена к его Аттестации. Итак: "Военный лётчик подпоручик Борис Николаевич Миткевич-Жолток прекрасно поставил дело сборки и ремонта самолетов. Обладает прекрасными организаторскими и административными способностями. Сумел сплотить весь состав своей базы для продуктивной и интенсивной работы. Пользуется любовью товарищей и подчинённых. К подчинённым ровен, требователен. Прекрасный техник. В смысле исполнения служебных обязанностей является примером для всей базы". Подпись неразборчива. Видно только, что подписал штабс-капитан, командующий 1-м авиационным парком Действующей армии.

– А я всё думал, в кого ты у меня такой умный? Оказывается в прадеда Бориса! – отец хоть и подшучивал надо мной, но по всему был явно доволен характеристикой, данной его предку. – Вот, видишь, он не только военным летчиком стал, причём, одним из первых в России, но и был основателем военно-воздушной инженерной традиции! Дед твой, мой отец Константин Павлович, – тоже ведь авиационный инженер. Только вот ты у нас диссидент – в дипломаты пробился!

– Пап, как дипломат я часто летаю, значит, тоже могу считаться почётным лётчиком бизнес-класса.

– Лётчиком-налётчиком, – отец упёрся затылком в подушку, поморщился и уставился в потолок. Глаза его слезились. Генерал устал от разговора и эмоций, которые выкачивали силы, – Дай-ка мне воды, лётчик-налётчик!

Я поднёс к его губам стакан воды. Несколько капель попали мимо цели и скатились по впалым щекам на подушку. По-моему, отец не заметил мою неловкость.

– "Сплотил весь состав своей базы для продуктивной и интенсивной работы"… Послушай, Дим, как хорошо, чётко сказано. Писано-то почти сто лет назад, но стиль современный, деловой. "Продуктивная и интенсивная работа!" – это прям как цитата из "Программы вооружений"! Помнишь в фильме "Чапаев", когда эта молодая дрянь Анка-пулемётчица косила огнём офицерские ряды капелевцев, кто-то из красных командиров сказал: "Красиво идут! Интеллигенция!" Вот эта вся интеллигенция, цвет русского офицерства, там на поле и осталась. И штабс-капитан этот там же лежит. Страшная вещь, сын, гражданская война! Потом, в Великую Отечественную, перебили поколение молодых советских парней, тех, кто из окопа первым лез на врага. Остались те, кто чудом выжил или кто пошёл воевать позже, когда мы бить немцев уже научились, плюс остались окопные и штабные крысы. Вот и идёт вырождение нации. Нам выпал страшный век. Тебе и твоим товарищам тяжело будет, но шанс установить длительный мир для России у вас есть. Сумейте им воспользоваться! Сумеешь?

– Сумеем, сумеем. Пап, может тебе отдохнуть надо?

– Нет, не уходи. Когда с тобой разговариваю, боль подвигается. Знаешь, мне сейчас мощное обезболивающее колют. Иногда всё плывет перед глазами. Видения какие-то, не пойму, что правда, а что сон. Вот сейчас вижу, что ты в палате – это правда. Давай ещё поговорим, если ты никуда не торопишься.

– Да нет, конечно, с удовольствием. Я ж к тебе специально прилетел, да и на службе знают, что я в отпуске в связи с твоей болезнью. Да даже если бы и не в отпуске… Давай я тебе ещё кое что расскажу любопытное про отца Николая и сына Бориса, но сначала кое-что у тебя выведаю.

– Да. Что?

– Вот ты мне рассказывал, что твой дед Борис, когда немцы разбомбили ваш дом на Смоленке, приехал к вам на дачу, где вы жили, и помог вам эвакуироваться на Алтай.

– Да. Так оно и было. Это осенью 41-го…

– Ты говорил, что после демобилизации из РККА он устроился работать в Новочеркасский мелиоративный институт.

– Да. Этот институт был отправлен в эвакуацию, и нас дед посадил с ними в эшелон, и там на Алтае мы были вплоть до конца 42-го года.

– Но дело в том, что дед никогда не работал в Новочеркасске!

– Да нет. Ты сам что-то путаешь.

– Не путаю. Вот ответ на мой запрос председателя комитета по управлению архивным делом администрации Ростовской области: "В процессе поиска в Государственном архиве Ростовской области (далее ГАРО), в Новочеркасском филиале ГАРО, Центре документации новейшей истории Ростовской области, а также в архивах и музеях высших учебных заведений Новочеркасска архивных документов, содержащих информацию о Борисе Николаевиче Миткевиче-Жолтке, не обнаружено". Точка.