Надежда Крупская - Обучение и воспитание в школе

Слаженность всей работы, организация перерывов — основное. Совместные воскресные прогулки, совместное чтение, работа в мастерских, сообща задуманная и проведенная общественная работа — все это еще больше может спаять и обеспечить налаженность работы.

Конечно, это не все. Ко всему этому должна присоединиться интенсивная забота школы о детях. Не только об их успеваемости. Вопросы здоровья, труда, отдыха, семейной обстановки детей должны интересовать и учителя и шкальное самоуправление.

Когда читаешь, что «класком» или какой-нибудь другой орган школьного самоуправления «обследовал» домашнюю обстановку пятнадцати учеников, чувствуешь, что тут какая-то фальшь. Ведь сам учащийся может про себя рассказать: и сколько у него братьев и сестер, и каждый ли день он обедает, и что он делает, а бывающий у него товарищ лучше всяких комиссий знает, что у него за обстановка дома. Тут «обследования» мало могут дать, а потому важно не «обследование», а его результаты. В швейцарской школе пришедшего впервые в школу малыша учительница спрашивает: «Вы каждый день обедаете?» Она не ждет, пока комиссия это обследует; ибо, если малыш отвечает: «Не каждый», — ему выдают обед в школе. Чего не может дать дом, дает школа. Забота о ребятах, внимание к ним должны быть и со стороны преподавателей, и со стороны школьного самоуправления. Чем шире будет эта забота, тем больше будет иметь влияния школа.

Ребята — живые люди. Часто бывает так: уравновешенный ребенок и вдруг как с цепи сорвется: нагрубит, напортит и т. п. Если учитель не «человечишко в футляре», он поймет, что у ребенка какое-то сильное, неосознанное часто, переживание. Особенно много их бывает у подростков, которые вглядываются уже в жизнь более сознательными глазами.

Педагог должен уметь не заметить некоторых выходок и научить ребят не придираться, подходить друг к другу «по-человечески». Нет большего преступления, как подшивать действиям ребят плохие мотивы.

Вот наблюдаешь взрослых людей. Люди заражают ведь друг друга. Вот наблюдаешь, например, революционера, увлеченного делом и подразумевающего как-то, что и другие также этим делом увлечены. И вот видишь, что, говоря с ним, имея с ним дело, люди становятся лучше, раскрывают перед ним свои лучшие стороны и уходят от него, благодарные ему. И бывает наоборот. Человек мелочно подозрителен, злобен. И невольно он заражает этой подозрительностью, злобностью других.

Надо понять, что подшивать ребятам желание обмануть, нахулиганить, украсть и т. д. — значит воспитывать лжецов, хулиганов, воров. Если взрослого человека портят, развращают такие предположения, что же сказать про детей, про молодежь?

Мы очень портим наших беспризорников, подшивая им всякую всячину. Это озлобляет, это воспитывает действительных хулиганов и воров.

Лучшим средством воспитания является правильно налаженная коллективная жизнь, правильно налаженный труд и товарищеское, внимательное отношение к ребятам.

В последние годы, когда классовая борьба стала принимать острые формы, всплыли и в области педагогики разные глубоко враждебные всякому социалистическому воспитанию теории. Эти теории исходят из предположения, что ничего доброго не может исходить из рядов рабочего класса и пробудившегося к сознательной жизни крестьянства: «Среда крайне неблагополучна. Дети, выходящие из этой среды, — хулиганы, лентяи, обманщики, преступники. С ними нужна строгая дисциплина». И начинается топтание в грязь наших ребят, попавших под колесо нищеты, бездомности и безработицы.

Правда, это все относится главным образом к беспризорным. Но это заражает. Начинаются бесконечные разговоры о «дисциплине».

Тут нужен организованный отпор, и я не сомневаюсь, что учительство сумеет его дать.

1928 г.

Сейчас много говорят об антирелигиозном воспитании и об антирелигиозной пропаганде в школе. Часто говорят те, кто не знает, как за эти десять лет жила и развивалась наша советская школа, и потому говорят очень много несуразиц. Говорят, например, что у нас в школе никогда не велась антирелигиозная пропаганда, а в № 10 журнала «Революция и культура» мы читаем: «Формально изгнание религии из школы было провозглашено в СССР декретом об отделении школы от церкви. Церковноприходские школы этим декретом были ликвидированы, преподавание закона божия в школах было запрещено. Советская школа перешла на принцип безрелигиозного воспитания. Этот принцип одинаково исключал как религиозную пропаганду в школе, так и пропаганду антирелигиозную, что официально и было провозглашено письмом ГУСа «О безрелигиозном воспитании в школе» [60] Журн. «Революция и культура», 1928, № 10, стр. 21. , — так написано в статье Ф. Олещука.

Легенда о принципе «безрелигиозного» воспитания, провозглашенного якобы ГУСом, повторяется теперь очень усердно. Поводом к этой легенде послужило заглавие методического письма научно-педагогической секции ГУСа, изданного в 1925 г.: «О безрелигиозном воспитании в школе I ступени». Письмо это написано старой партийкой А. Ката некой, еще в 90-х годах- ведшей антирелигиозную пропаганду среди сектантов, и отобразило в значительной мере опыт работы по антирелигиозной пропаганде среди крестьянских ребят в школе II ступени, помещавшейся в скиту бывшего Иосифа-Волоколамского монастыря, на границе Буйгородской и Халеевской волостей Волоколамского уезда Московской губернии. Тогда, в первые годы революции, вести пропаганду среди населения, привыкшего годами кормиться около богомольцев, около монастыря, было не так-то легко. Школа же развертывала эту пропаганду достаточно умело. Тот, кто прочел не только заглавие письма, но и самое письмо, знает, что там идет речь не о нейтральном в отношении религии воспитании, а о самой заправской антирелигиозной пропаганде, о внедрении в школу атеизма. Письмо имело целью обсудить методы антирелигиозной пропаганды: вопрос шел о том, как сделать антирелигиозную пропаганду наиболее эффективной.

Почему нужно было обсуждать вопрос о методах антирелигиозной пропаганды? Потому, что методы эти были вначале весьма примитивны. Не везде изъятие икон из школы проходило безболезненно. Я. помню рассказ, как какой-то комиссар стрелял в школе в икону. Помню рассказы о том, как в детских домах насильно снимали кресты с детей. Это были единичные случаи, конечно. С самого начала Наркомпрос взял твердую линию на то, чтобы не допускалось никакого насилия в этой области. Но достаточно было пары таких случаев, чтобы крестьяне начинали брать детей из школы. Первые годы надо было сдерживать усердие антирелигиозников. Только благодаря тому, что Наркомпрос взял правильную линию, так сравнительно безболезненно прошло изъятие икон из школы, превращение старой, религиозной школы в светскую. В педагогических журналах и газетах писалось немало статей по антирелигиозной пропаганде, была проведена очень большая работа по вытравливанию из учебников стихов и рассказов, проникнутых религиозным духом. Иногда школа оставалась без учебников благодаря тому, что изымались старые учебники, где религия играла крупную роль. Писались и издавались новые учебники. Тот, кто знает, что значит написать учебник, что значило издать его в 1918–1920. гг., поймет, чего это стоило школе. Среди учителей Наркомпрос и его местные отделы вели достаточно широкую антирелигиозную пропаганду. Мне самой многократно приходилось выступать на эту тему на учительских собраниях в разных районах г. Москвы. Выступали и другие. Владимир Ильич очень интересовался этим делом, всегда подробно расспрашивал, как оно ставится. В «Страничках из дневника» он писал: «Делается очень немало для того, чтобы сдвинуть с места старое учительство, чтобы привлечь его к новым задачам, заинтересовать его новой постановкой вопросов педагогики, заинтересовать в таких вопросах, как вопрос религиозный» (курсив мой. — Н. К.) .