Надежда Крупская - Дошкольное воспитание. Вопросы семейного воспитания и быта

Если возьмем деревню, там условия жизни часто еще более тяжелые; крестьянка живет еще более замкнуто, чем работница, больше привязана к дому, ей труднее освободиться от старого, она обычно более безграмотна, более темна. Втянуть крестьянку в общественную работу — одна из важнейших задач; необходимо помочь ей примкнуть к общему строительству. Бытовые секции будут этому помогать. Старый быт тяжелее всего бьет по женщине — работнице и крестьянке, но не только по ним. Он бьет по подрастающему поколению, он бьет и по мужской части населения, по рабочим и крестьянам, которые при старых бытовых условиях тяготятся домашней обстановкой, шатаются где попало, пьют, бьют жен и детей, сами себе противеют.

Бытовые секции — не специально женские секции.

Надо, чтобы с самого начала бытовые секции пошли по правильному пути и не дали тех ошибок, которые часто делают другие секции и от которых и им надо избавиться.

Прежде всего секция не должна отрываться от общей работы Совета. Очень часто бывает так. Например, секция по народному образованию работает по беспризорности, по помощи ликбезу и т. д., занимается выполнением поручений ОНО и забывает, что она не какой-то подсобный аппарат ОНО, а секция Совета. Ее дело изучать при помощи ОНО, профсоюзов, комсомола и пр. постановку дела народного образования в своем городе, в своем селе; устанавливать разные недочеты, которые она замечает, и добиваться через Совет, через общественность, которая должна быть широко сплочена около секций, устранения этих недочетов; защищать дело народного образования от всякого головотяпства. Но проводить это секция может лишь тогда, когда работает не замкнуто, когда она перерабатывает ряд вопросов с другими секциями, идет с ними единым фронтом, когда секция внимательно следит за всей работой Совета, увязывает свою работу с работой Совета, с теми вопросами, которыми занимается Совет в целом. Бытовая секция так же, как и другие секции, не должна замыкаться, обособляться. Уже в самом положении о бытовых секциях указывается на необходимость увязывать работу секции с другими секциями.

Затем другой вопрос. Бытовая секция должна иметь свой план работы. Это, конечно, ясно для каждого. Весь вопрос в том, каков должен быть этот план. В этом все дело. Не должна, не может бытовая секция заняться только дошколятами, или только столовыми-кухнями, или только ликбезом. Бытовая секция должна заниматься всеми вопросами, которые в ее ведении; но, конечно, у каждой секции должен быть свой план работы, основанный на знакомстве с местными бытовыми условиями. Скажем, в данной местности особо плохи жилищные условия, — надо позаботиться, чтобы для детей были организованы особые детские клубные избы, или детские клубы, где дети могли бы проводить внешкольное время, читая, работая, организованно играя. Или, скажем, Совет находится в местности, где сильно развито сектантство. Надо разобрать причины, которые толкают людей туда, и вместе с другими секциями обсудить, как можно сообща устранить эти причины. Или, скажем, в данной местности идет очень сильная эксплуатация детского труда, надо с секцией труда выяснить, как можно устранить это явление. В одних местностях придется особенно налегать на один вопрос, в других — на другой.

И, наконец, последний, очень важный вопрос: как организовать около секции широкую общественность. Есть много работниц, крестьянок, интересующихся вопросами быта, интересуется ими молодежь, интересуются очень широкие советские слои, разные добровольные общества. Работают они врозь. Надо, однако, чтобы в области быта, как и в других областях, работа шла по единому плану, сообща выработанному. И вот перед секцией быта стоит задача сплотить около себя ряд организаций, широкие массы рабочих, колхозников и др. для того, чтобы побороть все трудности.

Иногда удивляет, как легко устранить очень большие на первый взгляд недостатки, если работать толково и планомерно, втягивая в свою работу массы.

Сейчас вопросы быта привлекают внимание широких масс, и бытовые секции должны работать образцово в том направлении, в каком указывал Ильич. Он учил подходить ко всем вопросам не формально, не бюрократически, а в живой жизни находить пути для разрешения важнейших задач. Он учил массы ни на кого не надеяться, не ждать, что кто-то придет и все устроит, а самим браться за дело, организовываться для устранения трудностей, для налаживания дела.

Только потому, что рабочие массы сами взялись за восстановление промышленности, удалось справиться с разрухой. Только благодаря тому, что в Стране Советов массы сами активно принимают участие в строительстве, удается продвигаться вперед быстрыми темпами.

Необходимо, чтобы и бытовые секции руками тех, кого это больше всех касается — руками масс, подняли разрешение бытовых вопросов на должную высоту.

1930 г.

Это правда. Владимир Ильич любил ребят. В присутствии ребят у него светлело лицо, смеялись глаза, он любил слушать их болтовню, шутить с ними, возиться. Только жизнь у нас сложилась так, что ребят приходилось видеть лишь мельком. В семье у нас ребят не было.

В Сибири к нам ежедневно заявлялся Минька — шестилетний сынишка катанщика (валенщика). Еще все спят, а уж отворяется дверь, появляется Минька в отцовской шапке, матерниной кофте, закутанный в шарф, и оповещает: «А вот и я!» Толчется у нас по дому, за обедом докладывает все новости деревенские: «Сегодня овец стригли» или: «Иван Степанов приехал, в волости был» и т. д.

Это был веселый, но болезненный мальчонка. Владимир Ильич снабжал его бумагой, давал рисовать красным карандашом, поддерживал все мои мероприятия по части доставления Миньке всяких удовольствий.

Приходили к нам ребята Проминского, польского рабочего-ссыльного, у которого была очень большая семья. Ребята обычно приходили с родителями — с отцом. Проминский охотно и много пел польские революционные песни. Поет Проминский, вторит ему Владимир Ильич, подтягивают ребята. Владимир Ильич шутил и возился [с ними]. Помню, как однажды он долго улыбаючись наблюдал шестилетнюю Зосю Проминскую, которой я вырезывала зверьков из бумаги и которая смеялась от радости, на них глядя.

После ссылки Владимир Ильич уехал в Псков, поближе к Питеру, а я осталась доживать ссылку в Уфе.

В Пскове Владимир Ильич столовался у Радченко, там были две девчурки-малышки, с которыми он особенно охотно возился. Потом он, смеясь, рассказывал мне, какие это милые и забавные ребята.

Летом Владимир Ильич приезжал ко мне в Уфу. В это время я давала уроки дочке одного машиниста — десятилетней девчурке. Она приходила ко мне на дом. Раз я застала девчурку с котенком на руках, беседующую с Владимиром Ильичей. Она рассказывала ему, что когда мы занимаемся, котенок просится в комнаты, просовывает лапу в щелку под дверью. Ей тогда делается ужасно смешно, и она не может заниматься. Владимир Ильич смеялся, качал головой, гладил котенка и говорил: «Как нехорошо! Как нехорошо!» А потом, когда мы занимались, он на цыпочках проходил мимо двери, чтобы не мешать нам заниматься.