Юрий Мухин - Русские немцы

Последней 20 мая от Кинбурна отошла, несколько задержавшаяся из‑за ожидания письма А.В. Суворова к Нассау‑Зигену, дубель‑шлюпка. Ее вооружение состояло из 7 орудий, а экипаж из 52 человек. Командовал ими опытный моряк, 34‑летний капитан 2 ранга Остен‑Сакен, ранее уже награжденный Георгиевским крестом за 18 морских компаний. При выходе в лиман наш корабль начали преследовать 13 турецких галер. Убедившись в невозможности уйти от погони, Сакен отправил к берегу ялик с 9 матросами, передав им пакет А.В. Суворова и судовой флаг. После этого, удачно маневрируя, дубель‑шлюпка трижды увертывалась от абордажа, повредив при этом артиллерийским огнем две вражеские галеры. Но все же туркам удалось сцепиться с русским судном. Почти одновременно с четырех галер на дубель‑шлюпку ринулись враги. Русские моряки бились отчаянно, но силы были слишком неравные. Видя, что захват судна неизбежен, Сакен взорвал пороховую крюйт‑камеру дубель‑шлюпки.

Огненный столб взрыва буквально разнес на куски дубель‑шлюпку, а вместе с ней и 4 вражеские галеры. С тех пор турки уже не рисковали сваливаться с русскими судами на абордаж даже располагая численным превосходством».

А вот его родственник, Фабиан Вельгельмович Остен‑Сакен.

«Из курляндских дворян. Сын барона, капитана русской армии. 18 октября 1766 г. записан подпрапорщиком в Копорский мушкетерский полк. В 1769 г. получил боевое крещение при осаде турецкой крепости Хотин и за отличие в боях был произведен в прапорщики. В 1771–1772 гг. сражался с польскими конфедератами, в 1789–1790 гг. – с турками. В 1794 г. вновь воевал в Польше и за отличие получил чин полковника. 28 сентября был пожалован в генерал‑майоры, 11 июля 1799 г. – в генерал‑лейтенанты. В 1799 г. находился в Швейцарии и участвовал в неудачном для русских войск сражении при Цюрихе. Прикрывая отступление корпуса генерала А.М.Римского‑Корсакова, был ранен пулей в голову и попал в плен. В кампании 1806–1807 гг. участвовал в сражениях под Пултуском, Янковым, Прейсиш‑Эйлау, Лаунау. В 1812 г. командовал корпусом в 3‑й Западной армии. В октябре перед ним была поставлена трудная задача – прикрыть движение основных сил адмирала П.В.Чичагова к Березине. Имея в распоряжении небольшой отряд, он задержал в боях у Слонима и Волковыска саксонский и австрийский корпуса наполеоновской армии, обеспечив фланговое прикрытие Березинской операции. В заграничных походах, командуя корпусом Силезской армии, стал участником основных баталий. За отличие в сражении на р. Кацбах произведен в генералы от инфантерии, за Лейпцигскую битву награжден орденом Св. Георгия 2‑го кл., за бои при Ла‑Ротьере ему вручили орден Св. Андрея Первозванного. После взятия Парижа 19 марта 1814 г. был назначен генерал‑губернатором французской столицы. После смерти М.Б.Барклая де Толли в 1818 г. Остен‑Сакен заменил его на посту главнокомандующего 1‑й армией и был назначен членом Государственного Совета. В 1821 г. ему был пожалован диплом на графское достоинство, в 1832 г. он стал князем Российской империи. 22 августа 1826 г. получил чин генерал‑фельдмаршала».

И если посмотреть на галерею героев Отечественной войны 1812 года, то более четверти их носят немецкие фамилии. Этих пионеров из Германии, приехавших в Россию и карьеру сделать, и славу с деньгами приобрести, трудно упрекнуть и в трусости и в неумении воевать.

Правда, Природа на потомках отдыхает, и если в русской армии немецкие офицеры ярко блистали в первых поколениях, то в последующих поколениях как‑то быстро серели, примером чему может служить военный министр при Николае II А. Редигер. В объемных дневниках этого русского генерала от инфантерии и профессора Академии Генштаба практически ничего нет о военном деле – деньги, деньги, деньги. Добывал он их честно, но все же это был не банкир, а генерал. Точно так же Природа отдохнула и на ставшей с XVIII века практически немецкой, династии Романовых, которая с энергичной императрицы Екатерины Второй выродилась до откровенного дегенерата на троне Николая Второго.

Интересно отношение русских к немцам.

Безусловно отмечаемые черты тогдашних немцев – деловая честность, деловитость, трудолюбие и упорство в достижении цели. Но, между прочим, если присмотреться к русской литературе, включая мемуарную, то видно, что очень часто со стороны русской интеллигенции и обленившегося дворянства эти немецкие черты характера не то, что высмеиваются, а как бы ставится под сомнение их необходимость. На мой взгляд, в этом отношении просматривается откровенная зависть ленивых бездельников к честным и деловитым труженикам. В романе Гончарова «Обломов» как раз и сравнивается такой «душевный» бездельник с сыном волевого и деловитого немца, этот роман ввел в обиход термин «обломовщина», как показатель деловой и волевой деградации. Интересно, что В.И. Ленин, который на посту главы Советской России испытывал дичайший дефицит деловитых и толковых исполнителей, как‑то написал Зиновьеву записку со словами: «Учись у немцев, паршивая коммунистическая обломовщина!». Поэтому я и полагаю, что русская интеллигенция страдала по отношению к немцам комплексом неполноценности, и этот комплекс толкал ее на разные выдумки в отношении немцев, которые должны были как‑то нивелировать бросающуюся в глаза разницу в деловитости. К примеру, до сих пор используется, правда, в основном в анекдотах, совершенно глупая поговорка «Что русскому здорово, то немцу смерть», хотя на самом деле все наоборот: «Что немцу здорово, то русскому смерть!».

К достоинствам немцев и, одновременно, их недостатку, относится чрезвычайная педантичность и строгое подчинение законам и инструкциям, иными словами, начальству. В маленьких германских княжествах, в которых герцог знал все подробности жизни подданных и действительно мог дать толковые инструкции для них, а в случае своей ошибки, быстро об этом узнать и ошибку исправить, точное следование закону является делом разумным. Немцы даже поговорку имеют, что пруссак не боится ничего, кроме бога и бумажки с печатью.

Но в огромной России невозможно дать какие‑либо инструкции из Петербурга, чтобы они безусловно подходили всем – во всех частях обширнейшей и многоплеменной России, а в случае, если исполнение этих инструкций где‑то в России наносит ущерб, Петербург мог вообще ничего не узнать. В результате, как писал остроумный Салтыков‑Щедрин, Россию спасало только то, что в ней глупость законов сопряжена с необязательностью их исполнения. И если где‑то в обширнейших просторах России появлялся немец, который начинал требовать обязательного исполнения инструкций, то для русских и возникала ситуация «что немцу здорово, то русскому смерть!».