Лев Прозоров - Кавказский рубеж. На границе с Тьмутараканью

Одни относились к рабам, как к детям. Даже слова для обозначения тех и других почти одинаковые: чадь, челядь, отроки холопы-хлопы-хлопцы. «С рабами они обращаются хорошо, и заботятся… — удивляется ибн Русте, и пытается объяснить: — Потому что торгуют ими». Неуклюжее объяснение. Мало кто не торговал рабами в тот век, и никто не торговал ими больше хозяев каганата. Но ибн Русте отчего-то пишет такое только о русах. Другие к детям относились, как к рабам. Вспомните детей, которых продавали матери-хазарки. Одни клялись — врагу, побеждённому врагу! — «доколе мир стоит, доколе Солнце светит». У других был ежегодный праздник — Йом Кипур — для освобождения от любых клятв и обещаний. «Мёртвые сраму не имут» великого князя Святослава — и «лучше же псу живому, чем льву мёртвому». «А на нас — обязанность хорошо относиться к вам» — и «а в городах сих народов… не оставляй в живых ни одной души». Бескорыстие витязя — и наёмная армия каганата. Князь идущий в бой впереди дружины, — и безликая власть его безымянных владык. Именно эту «клятву»-роту, Справедливость Богов, нарушали жители жестоко наказанных «варварами»-русами «стран и городов».

Из летописи, рассказа ибн Хаукаля и «Записки византийского топарха» вырисовывается довольно ясная картина того, ЧТО сделал великий князь Святослав с Хазарией — и в том числе её предкавказскими владениями. Остаётся рассмотреть, как именно он это сделал. И это в самом деле нешуточная загадка. Ведь русские дружины, пусть и подкреплённые ополчением вятичей, вряд ли могли потягаться в численности с ордами кочевых вассалов кагана. Не очень понятно, как они справились с кочевниками в их родном доме — степи. И наконец, русы, как единодушно свидетельствуют восточные авторы — хорошо нам знакомые Псевдоэахария Ритор (VI век), ибн Русте и ибн Мискавейх (X век) — не были хорошими конниками. Верхом они сражались неважно. Лев Диакон позднее говорит то же о воинах нашего героя. Как же им удалось победить выросших в седле степняков?

На первые две загадки ответить проще. Русы и не собирались состязаться со всеми полчищами каган-бека. Как Александр Македонский под Гавгамелами не собирался истреблять рыхлое, пёстрое воинство Персидской державы. Он, с небольшой личной дружиной, ударил в центр, на гвардию «бессмертных» царя Дария. После того как македонцы разбили и обратили в бегство царских телохранителей, остальная армия попросту разбежалась. Примерно так же, надо полагать, обстояло дело и в Восточном походе Святослава. Серьёзным противником было тридцатитысячное наёмное войско, охранявшее Итиль, — и только оно. Это — ответ и на вторую загадку. Святославу не пришлось, или почти не пришлось, воевать с кочевниками. Его противниками стали наёмники, чьим домом была не степь, а казарма. Кочевых же вассалов каган-бек просто не успел мобилизовать. Как уже говорилось, свой путь к Итилю Святослав проложил по землям племён, никогда не бывших верными подручными хазар. В землях буртасов он не встретил серьёзного сопротивления, в землях булгар его и подавно должны были принять с распростёртыми объятиями.

Но всё это требовало скорости. Как войско Святослава — по тому же Диакону состоявшее, в основном, из пеших кольчужников — могло поспорить в скорости с наёмной кавалерией Хазарии? И здесь нам приходит на помощь летопись. Она, как известно, говорит, что Святослав «ходил легко, аки пардус». Пардус — гепард, с которым на Руси охотились на степную дичь. Молниеносно быстрый в спринтерских рывках на короткие дистанции (до 128 км в час), зверь этот быстро утомляется. Поэтому к месту охоты пардуса подвозили на коне, на специальном сиденье позади седла. Вот мы и подошли к разгадке тактики Святослава. Его тяжёлая пехота передвигалась от одного места сражения к другому верхом! Так они могли оказываться в самых неожиданных для врага местах, и не вымотанные дальним переходом, а готовые к бою. Ведь ездить-то на коне на Руси умели все без исключения мужчины! Немалая часть войска могла перемещаться и на ладьях — ведь своего военного флота, как отмечал аль Масуди, у хазар не было.

Так или иначе, Хазарский каганат, старый враг Руси, был повержен. Славянские невольники стали свободными людьми, те из них, кто ещё помнили волю, получили возможность вернуться в родные края. Славяне Дона и Кубани, те самые славяне с горы Кавк ибн аль Факиха, из бесправных, забитых данников-полурабов превратились в полноправных подданных великого князя русов. В руинах лежали белокаменные «кондоминиумы» «белых хазар», под стенами которых их «чёрные» земляки торговали своими детьми. Опустели рабские торжища Византии и Багдада. Над Предкавказьем теперь довлела власть русских князей Тьмутороканя. Первым из них, известным нам, был сын Святослава, имя которого византийский хронист Скилица передаёт как «Сфенго» (Свен? Звенко? Звяга?). Мы ничего не узнали бы о его существовании — русские летописцы молчат о нём, — если бы в 1015 году в крымских владениях Восточного Рима не вспыхнул мятеж и к власти не пришёл крещёный хазарин Георгий Чула. Пока Восточно-Римская империя собиралась с силами, мятежники уже были разбиты силами русов, во главе которых стоял «брат архонта россов Владимира», загадочный «Сфенго». Он разбил мятежников и лично пленил Чулу. Вряд ли о сделал это из тёплых чувств к православной империи, да и сам, судя по молчанию чернецов-летописцев и явно нехристианскому имени, скорее всего был язычником, но вот появление по соседству государства, управляемого хазарином, пусть трижды крещённым, очевидно, очень не понравилось русскому правителю Тъмутороканя. Паамять о Хазарии, зловещем чуде-юде, тёмном царств Кошерищ, была ещё слишком свежа.

Что до отца загадочного «Сфенго», то Кавказ не забыл его, и народы, освобождённые от нависшей над ними туши рабовладельческой империи, присматривались к его походам не без сочувствия. Так, армянин Стефанос Асохик в X веке утверждает, что русы великого князя Святослава Храброго пришли в дунайскую Болгарию не как захватчики — как изображают дело хронисты Восточного Рима и, вслед за ними, наши «объективные» историки — а как союзники и защитники болгар от византийских завоевателей.

Снова иноземные летописцы оказываются более справедливыми и почтительными к нашим предкам, чем их потомки. Чем мы.